Советская победа, всемирная история и будущее человечества

Издание:	Изборский клуб
Дата:	29.04.2015
Автор:	Андрей Фурсов

Авторский доклад Андрея Фурсова Изборскому клубу.
 В настоящем докладе рассматриваются следующие темы:
 — особенности Великой Отечественной/Второй мировой войны с точки зрения русской и мировой истории;
 — механизм организации/развязывания Второй мировой и обстоятельства начала Великой Отечественной войны;
 — причины Победы, её цена и результаты;
 — роль Великой Отечественной в русской и мировой истории;
 — уроки Великой Отечественной с точки зрения сегодняшнего дня, когда всё более становится очевидным, что из-за политики США (североатлантических верхушек, хозяев Запада) мир оказался в шаге от новой мировой войны.
 

1. Великий юбилей

 В этом году мы отмечаем 70-летие великой Победы советского народа, СССР над Третьим рейхом, над национал-социалистической Германией, организовавшей поход континентальной Европы против Советского Союза, т.е. против исторической России, как бы она ни называлась. Нынешняя годовщина существенно отличается от 50-летия (1995 г.) и тем более от 40-летия (1985 г.). За последние полтора десятка лет на Западе (даже не скажешь: «определённые круги на Западе», поскольку позиция, о которой пойдёт речь, по сути стала официальной, особенно в англосаксонских странах) развёрнута массированная пропаганда по извращению механизма возникновения, основных событий и результатов Второй мировой войны, которая для советского народа, и особенно для его русского ядра (поскольку именно русских планировали стереть из истории нацисты), стала Великой Отечественной. На СССР пытаются возложить вину в развязывании Второй мировой, тыча пактом Молотова—Риббентропа (адекватное название — «Советско-германский договор» от 23 августа 1939 г.) и подчёркивая якобы сходство гитлеровского и сталинского режимов как «тоталитарных»; превозносится материальная помощь союзников, прежде всего США; ставится под сомнение сам факт победы СССР. «Аргументы»: победило не государство, не режим, а народ «вопреки сталинской системе»; потери были столь велики — «трупами закидали противника», — что приходится говорить не о победе, а о поражении. Эти «аргументы» охотно подхватила «пятая колонна» в РФ, открыто пропагандируя точку зрения нашего нынешнего геополитического противника (впрочем, всегдашнего, по крайней мере с момента окончания наполеоновских войн). 
 И хотя сегодня в плане патриотизма у нас ситуация существенно лучше, чем 10–15 лет назад, — сегодня невозможно представить на ТВ подло-провокационное обсуждение вопросов типа «какой фашизм хуже — немецкий или русский», как это было сделано в одной из программ «Культурная революция», — ситуация вовсе не безоблачна: информационная, психоисторическая война против России продолжается, а потому будут продолжаться попытки принизить роль и значение Победы СССР, лишить нас этой победы. Целей здесь несколько.

 Во-первых, победа в Великой Отечественной — это до сих пор то немногое, что духовно, исторически объединяет многих людей на постсоветском пространстве, причём людей не только старшего и среднего возраста, но и молодёжь. Это чувство единства, общей исторической судьбы важно не только с точки зрения социальной памяти и идентичности, удары по которым сознательно и систематически наносят геополитические и цивилизационные противники России, но и с практической точки зрения — как одна из основ реинтеграции постсоветского пространства, будь то в форме Евразийского союза или какой-то иной.

 Во-вторых, возлагая вину в развязывании Второй мировой войны на СССР, России и её народам, прежде всего русским, стремятся навязать чувство вины, а следовательно, комплекс исторической неполноценности; отсюда, помимо прочего, требования «каяться». Многие западные обозреватели и аналитики недоумевают: почему русские, потерпев поражение в холодной войне, не каются так же, как это до сих пор делают, правда всё менее охотно, немцы, потерпевшие поражение во Второй мировой. Ясно, что комплекс исторической неполноценности того или иного народа — мощное оружие в борьбе против этого народа.

 В-третьих, приравнивание сталинского СССР к гитлеровской Германии и возложение на СССР такой же или почти такой же вины в развязывании Второй мировой войны, как вина Третьего рейха, выталкивает Россию как правопреемницу СССР из ряда победителей со всеми вытекающими последствиями. В 1995 г., выступая перед американскими военными, президент Клинтон заявил, что США позволят России быть, но не позволят ей быть великой державой. Действительно, сегодня РФ — не сверхдержава, какой был СССР. Однако она до сих пор является одним из пяти членов Совета Безопасности ООН, имея право «вето» — как победитель во Второй мировой. А это де-юре означает великодержавный статус, ещё одним аргументом в пользу которого является тот факт, что до сих пор РФ — единственное государство, способное нанести США неприемлемый для них ущерб. В таком контексте стремление вытолкнуть Россию из разряда победителей, возложив на СССР равную с Третьим рейхом вину за развязывание Второй мировой, имеет вполне очевидные цели, особенно в последние два года. Ведь в ходе сирийского кризиса выявились пусть осторожные, но тем не менее очевидные шаги РФ к возвращению де-факто великодержавного статуса: активная самостоятельная роль на Ближнем Востоке — традиционной зоне интересов СССР, т.е. за пределами так называемого «ближнего зарубежья».

 Аргументы ненавистников России, стремящихся «унасекомить» нашу Победу, в принципе, побиваются легко. Достаточно вспомнить, что договор о ненападении с Германией СССР заключил последним среди европейских держав (т.е. им можно, а СССР — нельзя). Достаточно вспомнить о том, что второй фронт союзники открыли только тогда, когда стало ясно: СССР без их помощи разгромит Третий рейх и выйдет к Атлантике. Достаточно сопоставить цифры производства военной техники в СССР и «материальной помощи» союзников. Наконец, достаточно посмотреть реальные цифры соотношения военных потерь СССР и Германии, чтобы раз и навсегда заткнуть рот кликушествующим о том, что мы победили якобы лишь потому, что «закидали немцев трупами».

 Впрочем, вряд ли имеет смысл, особенно в год 70-летия Победы, ограничиваться частностями. Имеет смысл взглянуть на Великую Отечественную в целом, в контексте широкой исторической панорамы и в то же время зафиксировать некоторые моменты, принципиально важные с точки зрения как истории, нашей памяти, так и сегодняшнего дня, нынешнего этапа мировой борьбы за власть, информацию и ресурсы.

 В настоящем докладе рассматриваются следующие темы:

 — особенности Великой Отечественной/Второй мировой войны с точки зрения русской и мировой истории;

 — механизм организации/развязывания Второй мировой и обстоятельства начала Великой Отечественной войны;

 — причины Победы, её цена и результаты;

 — роль Великой Отечественной в русской и мировой истории;

 — уроки Великой Отечественной с точки зрения сегодняшнего дня, когда всё более становится очевидным, что из-за политики США (североатлантических верхушек, хозяев Запада) мир оказался в шаге от новой мировой войны.

  2. Мировые войны: сходства и отличия

 Люди конца ХХ — начала XXI веков с некоторым высокомерием полагают, что мировых войн было всего лишь две, и обе они ограничиваются ХХ веком. На самом деле мировые войны за гегемонию — имманентная черта капиталистической системы, её политэкономии. Как правило, именно такого масштаба конфликты фиксируют окончательное наступление очередного цикла накопления капитала. Так, пик голландской гегемонии (1625–1672) и голландского цикла накопления капитала тесно связан с первой по счёту мировой войной — Тридцатилетней (1618–1648); пик британской гегемонии (1815–1873) и расцвет британского цикла накопления капитала стал результатом двухраундовой англо-французской мировой войны (Семилетняя война 1756–1763 гг.; революционные и наполеоновские войны 1792–1815 гг.); наконец, пик гегемонии США в капиталистической системе и американского цикла накопления стал результатом двух мировых войн ХХ века.

 На Западе довольно широко распространена следующая схема мировых войн. Согласно ей, в мировых войнах за гегемонию в капиталистической системе сталкиваются морские и континентальные державы: Голландия — империя Габсбургов, Великобритания — Франция, США — Германия. Побеждают каждый раз морские державы, в том числе и потому, что на их стороне оказывается прежний гегемон — морская держава: на стороне Великобритании — Голландия, на стороне США — Великобритания.

 Трудно сказать, чего больше в этой схеме: наивности или сознательной лжи. Дело в том, что решающий военный вклад в победу голландской коалиции над Габсбургами внесла континентальная Франция; ну а начиная с Семилетней войны решающую военную роль в победах морских держав над континентальными играла Россия/СССР. Именно Россия нанесла поражение «непобедимому» Фридриху II Великому. Именно Россия сокрушила Наполеона. Именно Россия оттянула на себя немецкие войска в августе 1914 г. и тем спасла Париж и западный фронт, а в 1915 г. с одного удара — по принципу карате — вырубила Австро-Венгрию из войны, а де-факто — из истории. Наконец, именно СССР подвигами своего героического народа, силой своей Красной армии разнёс вермахт и нацистскую Германию.

 В этом плане мы можем сказать, что наша Великая Отечественная как часть мировой войны середины ХХ в. вписывается в долгосрочную геополитическую логику, по которой континентальная Россия, не будучи претендентом на роль гегемона капиталистической системы, выступала на стороне морских англосаксонских держав, не только решая свои проблемы в борьбе с европейскими континенталами: Францией, Германией, стремившимися объединить Европу (тщетно — как заметил Ф.И. Тютчев, поскольку после образования империи Петра I возрождение империи Карла Великого в Европе стало невозможно), — но и способствуя англосаксонским победам. На этом, однако, сходство мировой войны, традиционно именуемой «Второй», и предыдущих мировых войн заканчивается, и начинаются различия: принципиальные и весьма серьёзные.

 Прежде всего, впервые в истории развернулась борьба между капиталистическим и социалистическим (т.е. антикапиталистическим) государствами. В этом принципиальное социально-экономическое отличие последней мировой войны от предыдущих: здесь, помимо геополитической и мироэкономической борьбы, имела место схватка различных социальных систем, различных идеологий, различных социальных проектов.

 Кроме того, в прежних мировых войнах ни один противник России: ни Фридрих II, ни Наполеон, ни Вильгельм II, — не ставил задачу физического и метафизического стирания русских из истории. Но именно такую задачу ставили нацисты, Гитлер. Речь шла о физическом уничтожении нескольких десятков миллионов русских и вытеснении оставшихся за Урал — с последующим превращением их в рабов, в скот, лишённый исторической памяти и этнокультурной идентичности. В главном, германско-русском пласте, «сегменте» мировой войны огромную целевую роль играл расово-этнический момент, чего никогда не было ранее в мировых войнах. Ставка для русского народа в последней мировой войне была максимально высока — мы сражались за право остаться в истории в виде народа, культурно-исторического типа, цивилизации. И победили. В этом плане Великую Отечественную ни в коем случае нельзя равнять с «германской войной» 1914–1917 гг.

 В последнее время, особенно в связи со столетием начала Первой мировой войны, делаются попытки — главным образом теми, кого у нас принято называть либералами, — противопоставить Первую мировую Второй, принизив значение последней. Эти попытки развиваются в русле противопоставления Российской империи как некоего позитива Советскому Союзу. Можно лишь приветствовать обращение к героям Первой мировой, однако из этого не следует равновеликость двух войн для русской истории.

 Во-первых, как уже было сказано, в 1914 г. немцы не ставили, в отличие от Гитлера, задачу стирания русских из истории: физического уничтожения одной части русских и культурно-психологического оскотинивания — другой. Ставки в Великой Отечественной были неизмеримо и несравнимо выше, чем в 1914 г. — быть или не быть России и русским вообще, и уже поэтому речи ни о каком уравнивании двух войн быть не может, при всем уважении к памяти павших в Первой мировой. Я уже не говорю о том, что геройствовал и погибал русский солдат на полях Первой мировой не столько за интересы своей страны, сколько за кошельки англо-американских и французских банкиров, у которых самодержавие Николая II было почти по уши в долгах.

 Во-вторых, «первая германская» для России окончилась поражением и распадом государства. Из Великой Отечественной СССР вышел не просто победителем, но одной из двух сверхдержав — на фундаменте Победы СССР просуществовал почти полвека, и РФ существует только потому, что до сих пор не удалось разрушить этот фундамент.

 В-третьих, две мировые войны ХХ века — чёткие иллюстрации того, что в одном случае (Российская империя) мы имели больное общество, в другом (СССР) — здоровое. Как только в 1915–1916 гг. был выбит старый офицерский корпус, рухнула армия, а вместе с ней — и самодержавие, государство. Заменить офицеров как персонификаторов модального типа личности (а его нужно-то 7–8% населения) оказалось некем. В 1941 г. был выбит довоенный офицерский корпус, рухнула армия, потеряв миллионы пленными. Но уже через несколько месяцев другой, вновь созданный офицерский корпус, другая армия нанесли поражение вермахту под Москвой, за чем последовали Сталинград, Курск и красное знамя над рейхстагом. Произошло это потому, что в 1930-е годы был создан тот самый модальный тип личности, советский человек, который и вышел победителем в войне, расписавшись на рейхстаге.

  3. Война: поджигатели, заговорщики, начало

 Обычно, говоря о Победе, обращаются либо к поворотным битвам: Московской, Сталинградской, — либо к финальным месяцам войны, хронологически близким к Дню Победы. Я же хочу обратиться к ближайшей предыстории и самому началу войны, поскольку, полагаю, что именно тогда действия советского руководства и прежде всего И.В. Сталина в 1939–1941 гг. и Красной армии летом 1941 г., несмотря на поражения и отступление, заложили фундамент Победы. В то же время именно предыстория Второй мировой и Великой Отечественной, а также первые месяцы войны чаще всего становятся объектом фальсификации советофобов и русофобов. В связи с этим затрону три взаимосвязанных вопроса:

 — Когда действительно началась Вторая мировая война?

 — Какую роль в её начале сыграл советско-германский договор от 23 августа 1939 г.?

 — готовился ли Сталин к нападению на Гитлера в начале июля 1941 г. (предатель-перебежчик В. Резун, книги которого выходили под псевдонимом «Суворов», считает, что Гитлер упредил удар Сталина буквально двумя неделями, т.е. на самом деле агрессию планировал Сталин, а Гитлер, выходит, лишь защищался)?

 Начнём со второго вопроса. Хорошо известно и задокументировано, что всю первую половину 1939 г. правительство СССР стремилось договориться с Великобританией и Францией о создании системы безопасности в Европе. Вяло ведущиеся (со стороны западных плутократий) переговоры убедили советское руководство, что в случае немецкого нападения на Польшу Великобритания и Франция исключают какие-либо активные действия, а СССР стремятся оставить, по сути, один на один с агрессором, — на такую удочку СССР клюнуть не мог. 21 августа 1939 г. британцы практически сорвали переговоры в Москве (информация адмирала Дракса), будучи уверены, что СССР оказался в изоляции и дело остаётся за малым — спровоцировать конфликт между ним и Германией. Однако всего лишь через сутки взорвалась информационная бомба: СССР и Германия подписали пакт о ненападении, тем самым сорвав британско-французские планы войны. 1 сентября Германия напала на Польшу. Этот день традиционно считается началом Второй мировой. Строго говоря, это было началом европейской войны; евразийской она стала в июне 1941 г., а мировой — только в декабре. Но действительно ли европейская/мировая война началась 1 сентября 1939 г., а не раньше? Прежде чем отвечать на этот вопрос, несколько слов о том, что и кто привели к германо-польскому конфликту.

 Британцы активно повели Гитлера к власти с 1929 г., чтобы бросить его на СССР. В 1933 г. у ставшего рейхсканцлером Германии лидера нацистской партии не было ни золотовалютных резервов, ни хорошо вооружённой армии, ни общей границы с Советским Союзом. Всё это в течение нескольких лет ему «поднесли на блюдечке». Аншлюс Австрии принёс золотовалютные резервы. Отданная по частям Чехословакия решала сразу три проблемы: увеличение золотовалютных резервов (включая часть золота Российской империи, вывезенного «белочехами» из России), мощный военно-промышленный комплекс (каждый третий танк, воевавший на Восточном фронте, был сделан на заводах «Шкода», переименованных в «Герман Геринг верке»; при этом одними только танками чехословацкий вклад в военную мощь Третьего рейха далеко не ограничивался) и граница с Советским Союзом. Однако в конце 1930-х годов Гитлер против СССР воевать не собирался — он хотел нарастить свою мощь. А потому сделал следующее: Чехию превратили в «протекторат Богемия и Моравия», а Словакию объявили независимым государством, причём эту независимость Гитлер гарантировал лично.

 Британцы поняли, что фюрер пытается соскочить с крючка, и решили приструнить его при помощи поляков. Последние, будучи то ли по наивности, то ли по гонору уверены в абсолютной британской поддержке, потребовали от Гитлера передачи им Словакии в качестве протектората. Гитлер отказал и предъявил контрпретензии на «данцигский коридор». Ситуация зашла в тупик, однако воинственная позиция поляков убедила фюрера в том, что британцы будут давить на него с помощью Польши. Отсюда встала задача решения польского вопроса, но для этого нужно было договориться о ненападении с СССР. Я согласен с теми историками, которые считают, что фюрер был уверен: британцы не будут воевать из-за Польши, а если и объявят войну, то, так сказать, понарошку; но он ошибся. Впрочем, война на Западном фронте действительно шла почти понарошку — до захвата Франции, хотя даже до рубежа 1942–1943 гг. британцы воевали вяло.

 Таким образом, вовсе не преуменьшая историческую вину Гитлера, мы не должны забывать всей той игры, которая привела к захвату им Польши и тех, кто эту игру затеял, «перейдя рубикон» в Мюнхене 28 сентября 1938 г. Сразу скажу: именно эту дату, по моему мнению, следует считать началом Второй мировой войны и одновременно созданием антисоветского военно-политического блока четырёх европейских держав, который Сталин сломал договором 23 августа 1939 г., сделав первый шаг к победе мая 1945 г.

 Здесь мы подходим к первому вопросу. Мюнхенский сговор (договором этот документ назвать трудно) не просто отдавал Германии часть Чехословакии и приглашал в перспективе проглотить всё остальное. Это было нечто более серьёзное. Во-первых, на самом деле это был акт совместной агрессии четырёх европейских держав: Великобритании, Германии, Италии и Франции, — направленный на расчленение пусть искусственного, но суверенного государства, члена Лиги Наций. Данный акт должен был стать началом новой войны в Европе, эдаким вторым изданием Восточной (Крымской) войны, плавно перетекающим во Вторую мировую. Сам Гитлер подчёркивал, что война на Востоке, т. е. с прицелом на СССР, должна начаться внезапной операцией против Чехословакии. Началом своего «дранг нах Остен» («натиска на Восток») он считал захват Чехословакии.

 Во-вторых, тем самым в Европе посредством «мюнхенского сговора» формировался агрессивный антисоветский блок, эдакое «протоНАТО», теневым хозяином которого была Великобритания, «клубы», «ложи», «группы» её правящего класса, а главной ударной силой, военным кулаком — Третий рейх.

 В-третьих, Мюнхен-38 объективно был средством решения определённой частью британского истеблишмента важных для неё внутриполитических проблем Германии. В частности — срыва заговора генералов, стремившихся свергнуть Гитлера: тот был слишком нужен банкирам и промышленникам Запада для сокрушения СССР и уничтожения национальных государств Европы. Тот режим власти Гитлера с его внутренней и внешней политикой, который оформился между 29 сентября 1938 г. и 1 сентября 1939 г., есть результат скоординированных действий западноевропейских верхушек или, как сказал бы Ленин, «международного переплетения клик финансового капитала», а также их наёмных клерков в виде формальных глав правительств.

 Не будучи посвящёнными в планы британско-французской верхушки, немецкие генералы считали, что агрессия против Чехословакии обернётся для Третьего рейха катастрофой. Генералы исходили из чисто военной оценки: чехословацкая армия насчитывала 34 дивизии, более миллиона человек под ружьём, а наступать немцам пришлось бы в хорошо укреплённой, к тому же гористо-лесистой местности, т.е. чисто военное поражение вермахту было гарантировано. В связи с этим генералы составили заговор: в середине сентября 1938 г. Гитлер, по приезде из Берхтесгадена в Берлин, должен был быть арестован и, в случае сопротивления, убит. Но о своих планах генералы сообщили британцам — и те сделали всё, чтобы сорвать заговор. Прежде всего 14 сентября с визитом в Берхтесгаден отправился Чемберлен — это удерживало Гитлера от поездки в опасный для него Берлин. Ну а сам «мюнхенский сговор» вообще ставил крест на целесообразности заговора. «Сохраняя мир, мы спасли Гитлера», — писал Н. Хендерсон. С какой целью? Разумеется, они спасали Гитлера для войны против СССР.

 Кто-то может усомниться: как всё это связано с мировой войной, до неё ещё далеко, ведь Чехословакию «схарчили» мирно. А вот Черчилль (как и Гитлер!) считал иначе. Дорогого стоит написанное им письмо одному из активных участников заговора. «Я уверен, — писал, в частности, Черчилль, — что пересечение немецкой армией или авиацией чехословацкой границы приведёт к возобновлению мировой войны. […] Такая война, начавшись, будет вестись, как последняя — до горького конца, и мы должны думать не о том, что случится в первые месяцы войны, но о том, где мы все окажемся в конце третьего или четвёртого года»[1]. Далее Черчилль писал, что Великобритания и другие «демократические нации», невзирая ни на какие потери, сделают всё, чтобы сокрушить агрессора, т.е. Гитлера, и победить.

 По сути, своим письмом Черчилль объяснял генералам-заговорщикам следующее: во-первых, не надо лезть со своим заговором, не надо мешать захвату Чехословакии Гитлером. Во-вторых, этот захват будет означать де-факто начало новой мировой войны (к которой и подталкивала его определённая часть британской верхушки — очевидные поджигатели войны). В-третьих, война продлится 3–4 года и станет ловушкой для Гитлера — рейху, измотанному войной с СССР, англосаксы и французы нанесут поражение. Письмо Черчилля со всей очевидностью указывает на реальных поджигателей войны.

 На Западе прекрасно понимали и понимают, что путь к мировой войне открыл Мюнхен, именно поэтому выпячивают советско-германский договор 1939 г., переводя стрелки на СССР и пряча, таким образом, и Мюнхен, и свое геополитическое поражение — развал антисоветского блока, произошедший 23 августа 1939 г.

 Ещё один вопрос, который следует затронуть в год 70-летия: готовил ли Сталин нападение на Германию, не успев буквально на две недели, как это утверждает перебежчик-предатель Резун? Эта точка зрения побивается элементарным подсчётом военно-экономических потенциалов крупнейших держав в конце 1930-х годов и знанием некоторых исторических фактов. Суть в следующем. Ещё в 1937 г. президент США Франклин Рузвельт заявил, что в случае возникновения конфликта между Германией и СССР позиция США будет такова: если Германия нападет на СССР, то США будут помогать СССР; если же СССР нападет на Германию, то помощь будет оказана Германии. В апреле 1941 г. конгресс США официально принял следующее решение: если Германия нападет на СССР, то помощь будет оказана СССР, если же СССР нападет на Германию или позволит спровоцировать себя на нападение (выделено мной. — А. Ф.), то США выступят на стороне Германии. США — об этом чуть позже — не устраивала советско-германская война; она была не в интересах той фракции американской буржуазии, чьи интересы выражал Ф. Рузвельт. Гитлер прекрасно знал об этом решении и пытался спровоцировать Сталина на такие действия, которые с точки зрения международного права можно было бы квалифицировать как агрессию; тогда рейх почти автоматически замирялся бы с Великобританией. Именно эту цель с немецкой стороны преследовали переговоры, которые тайно (но не для Сталина) велись в Великобритании примерно с 10 мая по 18 июня 1941 г. между перелетевшим в Англию и якобы арестованным британцами Гессом и представителями британского истеблишмента (не случайно в Великобритании все материалы по Гессу засекречены аж до 2050 г.!).

 Опасаясь, что, сговорившись, немцы и британцы устроят провокацию, обвинят СССР в агрессии и, воспользовавшись этим для замирения, нанесут совместный удар по СССР, Сталин, исходя из данных разведки, инициировал знаменитое заявление ТАСС от 13 июня (опубликовано в прессе 14 июня) 1941 г., выдержанное в подчёркнуто миролюбивом тоне.

 Это заявление используется хулителями Сталина в качестве доказательства «глупости вождя», «его стремления заискивать перед Гитлером», пытаясь таким образом оттянуть войну. Эти люди почему-то полагают, что адресатом заявления был Гитлер. На самом деле Сталин прекрасно понимал неотвратимость войны, и главной задачей перед лицом этой неотвратимой (он знал: счёт идёт буквально на дни) угрозы было лишить кого-либо на Западе, прежде всего в США, возможности приписать СССР малейшие агрессивные намерения по отношению к Германии — именно такое впечатление у США, у президента Рузвельта пытался создать Гитлер, всячески провоцируя СССР в июне 1941 г.

 Сталин прекрасно понимал, чем грозит СССР столкновение с коллективным Западом и его азиатскими сателлитами. Простой подсчёт военных потенциалов практически не оставлял СССР шансов не только выиграть, но и уцелеть. В ставшей классической работе «Взлёт и падение великих держав» П. Кеннеди представил следующую оценку военно-экономических потенциалов великих держав на 1937 г. (в процентах от общемирового): США — 41,7%; Германия — 14,4%; СССР — 14%; Великобритания — 10,2%; Франция — 4,2%; Италия — 2,5%; Япония — 2,5% (остальной мир — 10,5%)[2]. Даже если ограничиться великими державами (в случае войны против СССР к ним обязательно присоединились бы Польша с Турцией) и учесть возросший к 1941 г. военно-экономический потенциал СССР (третья пятилетка, оборвавшаяся в 1941 г., была насквозь военизированной, но ведь и потенциал Третьего рейха весьма увеличился и сам по себе, и за счёт поглощения промышленно развитой части Западной и Восточной Европы), соотношение сил было бы 75:15 не в пользу СССР, т. е. Запад имел бы пятикратное превосходство.

 Безумцем Сталин не был, а потому если и мог планировать какой-то удар по Германии, то лишь ответный, контрнаступательный. Другое дело, что советского контрнаступления в 1941 году не получилось. Анализ причин этого выходит за рамки доклада, отмечу лишь, что шанс на победу Гитлеру давал только блицкриг — полная победа в течение двух-трёх месяцев. В противном случае Третий рейх мог бы воевать — с небольшими шансами — только на ничью (не случайно некоторые немецкие генералы заговорили о поражении уже в сентябре 1941 г.). Добиться полного разгрома Красной армии летом 1941 г. вермахт, несмотря на миллионы советских военнопленных и захват огромной территории, не смог. Именно это во многом определило Победу, одержанную в мае 1945 г.! Активное сопротивление и контрудары Красной армии летом 1941 г., с чем немцы не сталкивались в своих «прогулочных» европейских кампаниях, стали фундаментом Победы, прологом к Московской, Сталинградской и Курской битвам — как стал предтечей красного флага над рейхстагом изрешеченный пулями красный флаг над Брестской крепостью.

  4. Победа: причины, цена, результаты

 В Великой Отечественной войне победил русский народ, организованный в советскую, социалистическую, на период войны — сталинскую, как бы кому ни хотелось чего-то иного, государственную систему. Народ без и вне государственной системы — толпа, и не более того. В истории побеждают не просто народы, а системы, т.е. системно организованные народы. В войне СССР продемонстрировал силу и мощь здоровой социальной системы. В этом — принципиальное отличие СССР от царской России второй половины XIX — начала ХХ вв.

Сравним.

 В 1915–1916 гг. был выбит офицерский корпус, рухнула армия, а с ней — самодержавие и государство. В 1941 г. был в значительной степени выбит офицерский корпус Красной армии, несколько миллионов красноармейцев оказались в плену. Рухнули армия и государство? Нет. На рубеже 1941–1942 гг. в армию пришли молодые офицеры, представители модального типа личности, сформировавшегося в 1930-е годы, они-то и стали ядром новой, победоносной армии, поставившей вермахт на колени. Русское военное умение, готовность к самопожертвованию, к тому, чтобы стоять насмерть за Родину, «за други своя», помноженные на мощь советской системы и организованные ею, — вот главная военная тайна нашей Победы, так и не разгаданная врагом.

 В Великой Отечественной победила именно советская система в её сталинском варианте. Те «экземпляры», которые утверждают, что в войне победила не система, а народ — причём победил «вопреки» этой системе, — явно слабы умом и сильны подлостью. Не бывает «народа вообще»; повторю: в войнах побеждают народы, организованные в системы, т.е. в такие системы, которые организуют народ или народы лучше, чем это делает система-противник. Сталинская система оказалась сильнее гитлеровской — при всей военной мощи последней и при всех её успехах в начале войны. А мощь эта действительно была велика: в результате установления немцами в той или иной форме контроля практически над всей Европой и оккупации в 1941-м — начале 1942 гг. огромной части СССР (42% советского населения; 47% посевных площадей; 30% промышленного производства, включая 70% выплавки чугуна и 60% выплавки стали; 63% угля) Третий рейх стал превосходить СССР по объёму промышленного производства в 3–4 раза.

 Ясно, что в таких условиях залогом победы становилось не материальное, а социальное и идейно-духовное превосходство, которое служило фундаментом социальной мобилизации. Блестяще проведённая под негласным руководством ведомства Л.П. Берия (формально руководителем Совета по эвакуации был Н.М. Шверник) эвакуация из прифронтовой зоны промышленного производства на восток страны, где на подготовленном в конце 1930-х годов фундаменте (в прямом и переносном смысле) была создана новая промышленная база; массовый и стремительный перевод гражданских заводов и фабрик на производство военной техники; строительство новых заводов (850 за время войны); продолжение и расширение масштаба научных исследований оборонного профиля (небольшая, но важная деталь: во время войны СССР не сократил число выписываемых с Запада научных журналов — поразительный контраст с тем, что произошло у нас после 1991 г.), — всё это стало залогом Победы, одержанной не только на фронте, но и в тылу тотальной войны.

 Уже к концу 1942 г. была в целом завершена перестройка советской экономики на военный лад, тогда как экономика Третьего рейха перестроилась лишь в конце 1943 г. Однако даже в 1943 г., как показывают исследования, угля Германия получила в 3 раза больше, чем СССР, стали — в 2,4 раза, электроэнергии — в 2,3 раза. Однако несмотря на это превосходство, военной продукции Третий рейх производил меньше. За время войны СССР произвёл техники и вооружений в два раза больше, чем Германия; специалисты подчёркивают, что в расчёте на тысячу тонн выплавленной стали советская промышленность производила больше, чем немецкая, танков и орудий — в 5 раз, на тысячу выпущенных металлорежущих станков — в 8 раз больше самолётов. Поэтому, если в 1942–1943 гг. на одну стрелковую дивизию Красной армии приходилось в среднем 180–200 орудий и миномётов, 14–17 танков и САУ, 13–20 самолётов, то в 1944 г. — соответственно: 240–245 орудий и миномётов; 14–35 танков; 22–46 самолётов; в 1944 г. СССР выпустил 24 000 танков, а Германия — 18 200. Росла не только насыщенность армии боевой техникой, но и качество последней (1944 г.: танк ИС-2, скоростной бомбардировщик Ту-2, истребители Як-3 и Ла-7, штурмовик Ил-10).

 Тем, кто утверждает, что СССР якобы закидал немцев трупами (о сравнительной численности потерь см. ниже), можно ответить: нет, мы задавили немцев техникой. Разумеется, материальное превосходство пришло не сразу, в него в 1943–1944 гг. отлилось превосходство социосистемное, структурно-организационное, идейно-духовное. Грамотная комбинация патриотизма и социализма, помноженная на русскую готовность стоять насмерть и способность к личному самоограничению ради общей победы плюс мощный оргпотенциал централизованной власти, — вот что стало решающим фактором победы. 11-часовой рабочий день, обязательные сверхурочные, нормирование продовольствия (карточки для 62 млн человек) — это и есть «Всё для фронта, всё для победы!», снизившее (по официальным данным) потребление граждан на 40%. Для сравнения: в Германии регулярные отключения электричества начались только осенью 1944 г.; попытки перепрофилировать чулочное производство на военные нужды натолкнулись на сопротивление, которое поддержал сам фюрер: немецкая женщина должна носить красивые чулки; даже в быту немцы предпочитали не напрягаться: количество лиц, выполняющих функции личной прислуги, снизились в 1944 г. по сравнению с 1939 г. всего на 0,4 млн человек (было 1,3 млн, стало 0,9 млн). Социальная система Германии, немецкий орднунг, помноженные на национал-социалистический режим, оказались неспособны к такому самоотверженному и победоносному перенапряжению сил, которое продемонстрировал русский «хаосмос», одетый в броню сталинской системы.

 А теперь о потерях. Всё те же слабые умом и подлые сердцем утверждают, что военные потери СССР соотносятся с немецкими как 8:1 или даже 10:1, а потери мирного населения столь велики, что вообще несопоставимы с немецкими, и всё это ставится в вину сталинскому режиму или, как они говорят, «сталинизму». К настоящему времени цифры потерь обеих сторон историками, как военными, так и гражданскими, подсчитаны, они таковы: не 8:1, а 1,29:1. Да, потери не в нашу пользу, но это не лживые 10:1, 8:1 или даже 5:1. К тому же эта цифра не была неизменной все годы войны — в 1941-1943 гг. военные потери советских войск значительно превышали потери вермахта и его союзников, а в 1943-1945 гг. соотношение потерь не только выравнялось, но и складывалось уже в пользу Красной армии.

 В целом же военные потери немцев составили 8 млн 876 тыс. (по другим данным — 8 млн 668 тыс.) человек, наши военные потери — 11,9 млн. Показательно также, что в немецких лагерях для военнопленных на территории СССР умерло военнопленных в 5 раз больше, чем немцев в советских лагерях (немцев у нас в плену было 3 млн 576 тыс., советских в немецком плену — 4 млн 559 тыс., вернулись из немецкого плена 1 млн 559 тыс.). Наши потери гражданского населения — 14,7 млн. Из них 7 420 390 сознательно и систематически истреблено немцами, ещё 4 100 000 погибли от жестоких условий оккупации и 2 164 313 погибли на принудительных работах в Германии. Что касается гражданского населения Германии, то около 4 млн немцев погибли от бомбёжек и артобстрелов, причём основная масса — от англо-американских бомбёжек и артобстрелов. Это неудивительно: союзники сознательно уничтожали гражданское население Германии в соответствии с разработанной К. Левиным и Дж. фон Нейманом при участии П. Сорокина программой разрушения крупных городов и нанесения максимального урона — в психологических и демографических целях — именно мирному населению (кстати, ту же картину мы видим сегодня и на Донбассе).

 Советское руководство, исходившее из принципа «гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остаётся», никогда не опускалось до таких зверств, в которых англоамериканцы, по сути, сравнялись с гитлеровцами в их действиях по отношению к русским, к славянам; СССР никогда не вёл против немцев войны на уничтожение, чем и объясняются несопоставимо меньшие потери немецкого мирного населения по сравнению с советским. А вот англосаксы действовали иначе, чем русские. Впрочем, стоит ли удивляться, если ещё в 1940 г. Черчилль писал, что британцы воюют не с Гитлером и даже не с национал-социализмом, а с немецким духом, духом немецкого народа (т.е. с духом Шиллера), чтобы он никогда не возродился. То, что произошло с немцами в послевоенный период в рамках американского протектората, — это и есть реализация курса Черчилля на духовную кастрацию целого народа. Именно это тщётно пытался проделать Запад (и его «пятая колонна») с Россией и русскими как державообразующим, стержневым народом после окончания холодной войны, стремясь заставить каяться, навязать комплекс исторической неполноценности.

Вернёмся, однако, к вопросу о потерях и цене Победы 1945 года.

 Мы не забросали немцев трупами. Почти равенство в потерях говорит о другом — о победе советской системы и русского духа над бездушной национал-социалистической системой, выполнявшей заказ тех, кто волею судьбы, а точнее «коварством Истории» (Гегель), стал нашим неверным союзником, который сегодня пытается украсть нашу Победу, а нас — вытолкнуть из числа победителей, приравняв к нацистскому агрессору.

Не получится.

 Один из важнейших уроков Великой Отечественной заключается в том, что в войнах побеждают здоровые социальные системы, здоровые нации. Олигархические системы (а царская Россия конца XIX — начала ХХ вв. была системой стремительно растущего олигархата, а потому — разлагающегося самодержавия: чтобы понять это, достаточно лишь повнимательнее приглядеться к социальной гнили под названием «Серебряный век») войны не выигрывают. Чаще всего они либо терпят поражение, либо сдаются, принося в жертву страну и её главного начальника. Отсюда и столь различные результаты двух мировых войн для России.

 Главный результат Великой Отечественной — это, конечно же, Победа. Но это непосредственный, краткосрочный результат. Долгосрочным результатом стали сверхдержавность СССР, быстрое, на 10 лет раньше, чем полагали на Западе, восстановление советской экономики, рывок в космос, великолепное образование, несколько десятилетий спокойной мирной созидательной жизни, в основе которой лежали мощь социального строя и уверенность людей в завтрашнем дне. Одним из главных факторов этой уверенности была Победа.

 Сегодня можно сказать, что Великая Отечественная война и наша Победа в ней — центральное событие не только советской, но и русской истории: в 1941–1945 гг. русский народ, используя в качестве щита и меча советский строй, сталинскую систему, отстоял своё право не просто на бытие в истории, а на величие. Победа зафиксировала несколько моментов.

 Во-первых, жизнеспособность и победительность социализма (системного антикапитализма) как новой, адекватной ХХ веку, в отличие от самодержавия, формы организации исторической России.

 Во-вторых, итогом войны стала окончательная победа славян над германцами, а точнее — русских над немцами. Таким образом, май 1945 г. — это победа не только в четырехлетней войне Союза против рейха, но и победа в многовековой борьбе русских и немцев.

 В-третьих, советская победа привела к резкой и мощной демократизации Европы — причём не только той, которая стала социалистическим лагерем, зоной влияния СССР, но и капиталистической. И дело не ограничивается подъёмом левых сил вообще и коммунистических в частности (Франция, Италия). Дело в поражении на Западе, в том числе — и в тех странах, которые формально, скрипя зубами и скрепя сердце, вынуждены были стать нашими союзниками по антигитлеровской коалиции (Великобритания, США) сил, которые поддерживали нацизм, с конца 1920-х годов вели его к власти, чтобы решить свои внутренние проблемы и попутно натравить Германию на Россию для окончательного решения «русского вопроса». Всем этим силам пришлось уйти в тень. Правда, и в тени они продолжали действовать, причём весьма активно. Достаточно вспомнить, как американцы с помощью Ватикана спасали нацистских преступников (операция «Скрепка» и другие акции), вывозя их в США и Латинскую Америку и готовясь использовать в борьбе против СССР. И всё же в течение длительного времени тени было указано её место, а на поверхности речь шла о «правах человека» и «мире во всём мире».

 В 1950—1970-е годы, вплоть до самого начала неолиберальной контрреволюции на Западе, означавшей наступление верхов на средний слой и рабочий класс, капитализм под воздействием прежде всего СССР был вынужден отклониться от своей имманентной, «буржуинской» логики развития и существенным образом социализироваться. Именно существование и успехи государства социализма, победившего, а не рухнувшего в войне, как это планировала организованная в клубы и ложи верхушка мирового капиталистического класса, заставили буржуазию идти на уступки среднему слою и части рабочего класса, делиться с ними частью своих сверхприбылей. А потому и задействовать для получения этих сверхприбылей инструменты научно-технического прогресса. Механизмом перераспределения доходов стало «welfare state» — государство всеобщего социального обеспечения.  Этот вектор развития послевоенного капитализма был вынужденным, его обусловило исключительно наличие альтернативной капитализму мировой системы — социалистической. И чтобы свои «мидлы» и «пролы», имея перед глазами успешный опыт построенной на принципах социальной справедливости системы, не дай бог, не бросились в объятия левых или тем более коммунистических партий, не вступили бы на тропу активной социальной войны, — капиталистический класс предпочёл в течение трёх десятилетий уступать. По сути же, он уступал нашей Победе во Второй мировой войне. В этом плане разрушение СССР было для верхушки мирового капиталистического класса задачей не только внешнего, но и внутреннего порядка — всерьёз демонтировать квазисоциалистические формы послевоенного тридцатилетия можно было только после разрушения системного антикапитализма.

 В-четвёртых, Третий рейх — это проект не только германской финансово-промышленной верхушки при активном содействии англоамериканских банкиров и промышленников. Это ещё и общезападный эксперимент (на немецкой почве) создания брутального постмодернистского политико-экономического порядка, в котором в интересах капиталистической верхушки ликвидировались все демократические достижения Запада, добытые средними и нижними слоями со времён Французской революции 1789–1799 гг. Речь шла о создании режима «Железной Пяты» в досовременной (орденские структуры, неоязычество и т.п.) обёртке, о ликвидации демократических институтов, многопартийности, в перспективе — гражданского общества и христианской церкви, но при сохранении капитализма. Речь также шла о создании механизма управления большими массами населения на основе контроля над их психосферой (посредством идеологической пропаганды, индустрии развлечений) и манипуляции поведением. Показательно, что американцы после 1945 г. вывезли из Германии не только физиков, но и несколько сотен психологов и психиатров, которые в 1950—1960-е гг. «под зонтиком» спецслужб трудились над разработкой субкультуры «рок, секс, наркотики» как средства контроля над американской, а позже — мировой молодёжью, её психосферой. Иными словами, Третий рейх был ещё и экспериментом создания «контрмодерного» капитализма, очищенного от любых демократических форм, а также от мешающего ему христианства. Советский Союз этот эксперимент в духе мрачного фэнтези прервал. Мир 1950—1970-х годов — мир Света и Добра, который стал таким благодаря нашей Победе. Только в СССР мог появиться роман типа «Туманности Андромеды» И.А. Ефремова. Но и опыт Третьего рейха не пропал даром для мировой капиталистической верхушки, которая — особенно в последние два десятилетия — конструирует «бархатную» версию «контрмодерного» капитализма, а возможно — и посткапитализма, но вовсе не коммунистического, а совершенно противоположного типа. Победа СССР отодвинула строительство такого капитализма почти на пять десятилетий, и именно этой задержки до сих пор не может простить Сталину и Советскому Союзу значительная часть мировой капиталистической верхушки.

 Наконец, в-пятых, победа СССР оказала мощное воздействие на периферию и полупериферию капиталистической системы, особенно на афроазиатский мир. Его деколонизация была резко ускорена победой над Германией. Справедливости ради надо сказать, что США уже в 1930-е годы вполне чётко ставили задачу разрушения британской колониальной империи (это была одна из их целей в войне, и здесь интересы США совпали с интересами СССР); что с возникновением на рубеже 1950—1960-х гг. первых офшоров колонизаторы сами были рады избавиться от колоний — появились более совершенные и менее обременительные формы эксплуатации «слабых мира сего». Однако благодаря победе СССР сама деколонизация нередко развивалась не по планам буржуинов. К тому же у «слабых мира сего» был могучий защитник: Суэцкий кризис, война во Вьетнаме, Куба, Никарагуа, судьба некоторых африканских государств продемонстрировали это со стеклянной ясностью.

  5. Победа и день сегодняшний

 70-летие Победы мы встречаем в очень тревожном мире в очень тревожное время. Американо-бандеровский, т.е. американо-нацистский переворот в Киеве в феврале 2014 г. и агрессия науськиваемой США «украинской» хунты против Новороссии — это, по сути, первая после 1941 г. прямая агрессия Запада против Русского мира, против исторической России. Результат агрессии — создание плацдарма для политического, а в случае необходимости — и военного давления на Россию. Таким плацдармом стала формально возглавляемая русофобами и находящаяся под внешним управлением Украина.

 В февральском 2014 года перевороте Запад опять, как в 1930-е годы, активно использовал нацистов — только на этот раз не немецких, а украинских. В этом плане мировая капиталистическая верхушка верна себе: ей не впервой использовать нацистов против России. Столкнувшись с небывалым по остроте глобальным кризисом, западные «элиты» вновь оказываются перед соблазном широкомасштабной войны, которая, согласно их планам, позволит этот кризис преодолеть. И вновь, как это было в 1914 г. и в 1941 г., эти «элиты» будут пытаться выйти из кризиса за счёт России.  Собственно, их идеологи этого и не скрывают. Зб. Бжезинский откровенно заявлял, что мир XXI века будет построен за счёт России, в ущерб России и на руинах России. Запад Россия интересует как ресурсная зона, как резервная территория на случай геоклиматической катастрофы и как возможный театр военных действий на случай полномасштабного конфликта с Китаем. Точнее, интересует даже не Россия, а территория Северной Евразии, очищенная от большей части населения (чем не новое издание плана «Ост»?). России как таковой существовать, согласно планам хозяев Запада, не должно. Как заметил один из руководителей советской разведки генерал-лейтенант Л.В. Шебаршин, Западу от России нужно лишь одно — чтобы её не было.

 С момента появления России в XVI в. как субъекта европейской/мировой политики одна из главных задач Запада — установление контроля над Россией, превращение её в «территорию Северной Евразии». Такие планы — их было два — были разработаны ещё в последней трети XVI в. Один — католический, в Священной Римской империи (Габсбурги); другой — протестантский, в Англии (речь идёт о выдвинутой астрологом и разведчиком Джоном Ди, который подписывал свои донесения Елизавете I «007», концепции «зелёной империи», предполагавшей контроль английской монархии и лондонского Сити над Северной Америкой и Северной Евразией). С тех пор эти планы никуда не делись, они развивались, то переплетаясь, то расходясь, — это отражало наличие двух основных групп западной верхушки: англо-еврейско-американской и ватиканско-немецко-итальянской. Показательно, что сдачу соцлагеря в конце 1989 г. М. Горбачёв обставил символическим поклоном обеим группам — сначала отправился в Ватикан, а затем к Бушу-старшему на Мальту.

 В 1991 г. Запад по ряду причин не смог окончательно решить «русский вопрос». Главным образом потому, что его хозяева были убеждены: Россия не поднимется. Сирийский кризис 2013 г. показал, что это не так. Ответом стал американо-нацистский переворот в Киеве, прямая агрессия против Русского мира. Но и здесь у «заговорщиков и поджигателей» всё пошло не так: наша «крымская виктория» и сопротивление Новороссии спутали «планировщикам» все карты. А глобальный кризис тем временем обостряется, как и борьба в мировой верхушке. Россия и Китай создают Западу всё больше проблем, а стравить их друг с другом, как это дважды в ХХ в. проделывали с Германией и Россией, едва ли получится. Учитывая низкий профессиональный уровень и, скажем так, повышенную нервозность и несамостоятельность формальных руководителей государств Запада (острой критике их поведение, связанное с указанными чертами, подвергает в связи с украинским кризисом Г. Киссинджер), нельзя исключить, что они в очередной раз попытаются столкнуть мир в Большую войну, избрав главной мишенью Россию. Об этом, в частности, свидетельствует разнузданная антироссийская и антипутинская пропаганда, развёрнутая на Западе в ходе сирийского кризиса и достигшая апогея в ходе украинского кризиса.

 За 70 лет, прошедших с мая 1945 г., мир кардинально изменился. Исчез Советский Союз, разрушена «Ялтинско-Потсдамская система», на наших границах создаётся натовский плацдарм для дальнейших агрессивных действий против России. Украинский кризис ясно продемонстрировал цели определённой части североатлантических верхушек — подготовка к тому, что не удалось сделать в Мюнхене в сентябре 1938 г., когда был отперт «кладезь бездны» и де-факто началась мировая война. В этой войне различные группировки на Западе преследовали различные цели. Имперский сегмент британских верхов стремился силами Третьего рейха уничтожить и расчленить СССР, а затем разгромить ослабленную войной Германию и поставить под свой контроль всю Европу. Для доминирующего политико-экономического сегмента США главным был демонтаж британской и французской колониальной империй — этого требовали и стратегические цели крупного финансово-промышленного капитала США, и фактический провал разрекламированного «нового курса», и конкурентные действия британцев (в 1929–1931 гг. директор Центрального банка Англии М. Норман закрыл Британскую империю — 25% мирового рынка — от «внешнего мира», т.е. от США; ответом на такое могло быть только уничтожение британского колониального «рейха», о чём откровенно говорили представители американских деловых и политических кругов, в частности, Аллен Даллес).  Американским глобалистам мешала последняя мировая империя — Британская, и именно Третий рейх как германская квазиимперия рассматривался американской верхушкой в качестве терминатора для Туманного Альбиона. Некоторые полагают, что это должно было быть сделано рейхом вместе с СССР. Думаю, однако (и в этом согласен с А.В. Багаевым), что СССР, скорее всего, отводилась иная роль: он должен был стать терминатором Третьего рейха после разгрома последним Британской империи. Иное дело, что вряд ли Сталин позволил бы вовлечь себя в такую игру — скорее всего, он постарался бы сыграть на противоречиях контрагентов. Что, в сущности, и случилось

 Нельзя сказать, что вся британская верхушка выступала с имперских позиций. В её составе были и две другие фракции: одна не собиралась жертвовать Великобританией ради империи («национал-государственники»), а другая выступала союзником американских глобалистов, образуя англо-американский глобалистский блок. США не были заинтересованы в германо-советском конфликте, тогда как британские имперцы делали всё, чтобы этот конфликт спровоцировать. И нужно сказать, что своими действиями мая-июня 1941 г. (полёт Гесса и последовавшие за ним переговоры) они этого добились, сломав и американскую, и советскую игру. 22 июня 1941 г. Гитлер, получив определённые гарантии Альбиона (иначе он никогда не стал бы снимать дивизии с Западного фронта) и обманутый шефом абвера, а заодно — агентом (как минимум влияния) Великобритании адмиралом Канарисом, напал на СССР. Результат — создание англо-американо-советской антигитлеровской коалиции, но только после того, как СССР показал: несмотря на тяжёлые поражения, он может крушить врага и победить его.

 Поэтому уже в августе 1941 г., когда стало ясно: СССР не пал и, скорее всего, не падёт, англо-американцы стали разрабатывать свои планы послевоенного мирового устройства («Атлантическая хартия»), а СССР в январе 1942 г., в разгар битвы под Москвой — свои («Комиссия по послевоенным проектам государственного устройства стран Европы, Азии и других частей мира» во главе с В.М. Молотовым и автором Устава Коминтерна, «серым кардиналом» советской криптополитики О. Куусиненом). Нападение Германии на СССР, мощное сопротивление Красной армии летом 1941 г. и формирование антигитлеровской коалиции спасли Великобританию от поражения, но все эти факторы стали основой её ликвидации: как говорят англосаксы, «every acquisition is a loss, and every loss is an acquisition» («каждое приобретение — потеря, и каждая потеря — приобретение»). В результате войны действиями СССР и США Британская империя была подорвана, а вскоре после войны фактически прекратила своё существование — англо-американские глобалисты добились своего, но сразу же после победы над Британской империей (и Третьим рейхом) столкнулись с СССР в качестве нового и намного более мощного, чем немцы и британцы, вместе взятые, глобального противника — победоносного СССР.

 После горбачёвской капитуляции и ельцинских «лихих девяностых» казалось, что планы глобалистов в отношении России осуществились полностью, по «принципу Клинтона»: «Мы позволим России быть, но мы не позволим ей быть великой державой». Однако в ходе сирийского и особенно украинского кризисов Россия своими вынужденными оборонительными действиями сделала заявку на возвращение великодержавного статуса, сданного Горбачёвым и Ельциным. И хотя это лишь первые и небольшие шаги, именно с первого шага, как утверждают мудрые китайцы, начинается «путь в тысячу ли», на что коллективный Запад немедленно отреагировал.

Каков же сегодняшний расклад большой политики — спустя 70 лет после нашей Победы и 77 лет после мюнхенского антисоветского (антирусского) сговора?

 Если в 1938 г. на нашу границу выводили государство, которому протонатовцы предписывали совершить агрессию против СССР, то сегодня на границе с РФ уже натовцы (без всякого «прото-») пытаются создать потенциально агрессивное государство во главе с русофобской хунтой, чья политика должна спровоцировать Россию на такие действия, которые «мировое сообщество» (читай: североатлантическая верхушка и подконтрольные ей СМИ, а точнее СМРАД — средства массовой рекламы, агитации и дезинформации) преподнесут в качестве «агрессии против миролюбивого Запада», со всеми вытекающими последствиями.

 Сегодня видно — по крайней мере тем, кто не слеп, — как перекликаются эпохи. В 1930-е годы коллективный Запад (правда, без активного участия США, стремившихся тогдашний британоцентричный Запад подчинить) поощряли немецких нацистов, науськивая их против СССР. Сегодня тот же Запад, но уже во главе с США (точнее, той частью англо-американского истеблишмента, которая рвёт жилы: свои и чужие, — ради спасения доллара) тоже науськивает против России нацистов, только теперь украинских. Более того, Запад и наши так называемые «союзники по антигитлеровской коалиции», сначала тянувшие с открытием «второго фронта» до 1944 г., а с 1944 г. начавшие точить нож против СССР, сегодня отказываются голосовать за осуждение нацизма, за резолюцию, осуждающую нацизм, — тут комментарии попросту излишни.

 С одной стороны, нынешняя мировая ситуация отличается от конца 1930-х — начала 1940-х годов не в нашу пользу: во-первых, нынешняя Россия существенно слабее СССР, причём не только и даже не столько в военном плане (благодаря ядерному оружию мы до сих пор можем нанести неприемлемый ущерб главному агрессору нашей эпохи — США), сколько в экономическом и, что ещё важнее, в социально-политическом и идейно-духовном. Наличие взращённой в горбачёвско-ельцинские времена и распустившейся пышным дурноцветом в нулевые «пятой колонны» резко контрастирует с СССР конца 1930-х годов, где «пятая колонна» после 1937 года была почти полностью вычищена. Аналогичный контраст мы видим в плане социальной поляризации, а следовательно, социального единства общества в идейно-духовной сфере. О какой идейной силе можно говорить в условиях де-юре запрета идеологии, когда де-факто кривляется и куражится идеология неолиберализма с сильными антигосударственными и антирусскими обертонами? В конце 1930-х, после того как в 1936 г. впервые был употреблён термин «советский патриотизм», а 7 ноября перестало праздноваться как Первый день мировой революции, пошёл процесс акцентирования русских традиций, национальной культуры, русской воинской славы.  С этим едва ли можно сопоставить проявившуюся в последние годы моду на МФБ (монархизм, феврализм, белогвардейщина)-комплекс, где под видом национальной традиции протаскивается позднесамодержавная и белогвардейская реальность, тесно связанная с североатлантическим Западом, экономически и ценностно ориентированная на него. Возможно, определённые сегменты правящего слоя РФ чувствуют свою классовую близость именно к этой реальности, но остаётся фактом, что Большая Система Россия эту реальность отвергла и смела, построив на её обломках системный антикапитализм, который «свою» германскую, в отличие от самодержавия, выиграл, обернувшись сверхдержавой.

 Во-вторых, в отличие от конца 1930-х — начала 1940-х годов Запад на государственном (блоково-государственном) уровне выступает как единое целое во главе с явным лидером — США; ФРГ и Япония, по сути, являются американскими протекторатами, Великобритания действует в симбиозе с США, Францию с её нынешним руководством можно не принимать в расчёт.

 В то же время есть три фактора, способные не только нейтрализовать указанные два, но и перекрыть их. Фактор «А» — меняющаяся в государственно-патриотическом плане ситуация внутри России, причём как «наверху» (обострившееся сирийским и особенно украинским кризисами противостояние «приказчиков», готовых сдать страну транснациональным корпорациям, и «контролёров», чьи политико-экономические интересы требуют укрепления суверенитета с созданием международных антиглобалистских территориальных и политических объединений/блоков), но и «внизу» — рост осознания, что собой представляет Запад в реальности его целей вообще и по отношению к России в частности, переосмысление в позитивном плане отношения к советскому прошлому и в негативном — к капитализму. Всё это создаёт иной морально-политический климат, чем в 1990-е годы.

 Фактор «Б»: на мировой арене появился новый мощный игрок — Китай. И, хотя его экономическую мощь и степень противостояния с США не стоит переоценивать, наличие столь тяжёлой «фигуры» на нашей половине глобальной шахматной доски серьёзно меняет ситуацию. Военный потенциал РФ вкупе с демографо-экономическом потенциалом КНР превращает две эти региональные державы в супер-Евразию — особенно по мере охватывающих западную, «евросоюзную» часть Евразии экономического кризиса, социального упадка и морально-духовной деградации.

 Наконец, фактор «В»: дело не только в усилении Китая самим по себе — на «красного дракона» поставил тот кластер мировой верхушки, топ-менеджерами которого исторически, с XIX в. выступают Ротшильды и в который входят Реддинги, Сэмюэли и другие не менее влиятельные, чем Ротшильды, но значительно менее засвеченные кланы. Этот кластер рассматривает Китай как средство разрушения долларовой системы и создания нового мирового порядка, по сути — посткапиталистического. По целому ряду параметров Россия — по крайней мере в тактической перспективе — вместе с Китаем вписывается в данный проект. А это значит, оказываясь «один на один» с Западом на уровне межгосударственных игр, на уровне надгосударственных игр, игр закрытых наднациональных структур мирового согласования и управления и стоящих за этими структурами (клубами, ложами, комиссиями и т.п.) кланами Россия — по крайней мере, определённые сегменты её правящего слоя, — вовсе не одиночка, у неё могут быть и наверняка есть союзники в борьбе за посткапиталистическое будущее — вовсе не светлое; но лучше хмурое утро, чем тёмная беспросветная ночь.

 Таким образом, если в конце 1930-х годов СССР играл в основном на межгосударственных, межимпериалистических противоречиях, то сегодня речь идёт о надгосударственных, глобально-кластерных противоречиях мировой верхушки, которые можно и нужно использовать.

 Если конец 1930-х — начало 1940-х годов венчали завершение очередного структурного кризиса капиталистической системы, совпавшего с тем, что Н. Кондратьев называл «понижательной волной» большого цикла конъюнктуры, то сегодня мы имеем системный кризис капитализма, последний исчерпал свой исторический потенциал, выполнил (завершил) свою социогенетическую программу и должен быть заменён другой системой. На наших глазах с середины 1970-х годов разворачивается грандиозная социально-экономическая и психо-историческая битва за то, кто кого исключит в борьбе не просто за место в посткапиталистическом мире, а за сохранение и увеличение власти и привилегий в мире со скудеющими — особенно если произойдёт геоклиматическая катастрофа — ресурсами.

 Сохранение или обрушение доллара — лишь один из розыгрышей этой партии, хотя и очень важный. Доллар, даже в нынешнем его состоянии, — тот кирпичик, изъятие которого из стены способно обрушить последнюю. А потому сражение за доллар между двумя мировыми кластерами может обернуться Большой войной, которая внешне может принять форму евразийско-североатлантического (или даже российско-американского) противостояния, но за которым будут стоять далеко не только и даже не столько собственно российские и американские интересы. Это, как пел Галич, «рыжий, всё на публику».

 Не дай бог новой войны, но если её не избежать, то мы, как СССР в 1941–1945 гг., должны сделать всё, чтобы похоронить того, кто представляет для нас наибольшую — прямую и явную — угрозу, а после победы не проиграть нашим «союзникам», нейтрализовать ту силу, которую они наметят в качестве терминатора непосредственных победителей. А для этого надо изучать опыт как Великой Отечественной, т.е. Второй мировой войны, так и других войн ХХ века: от Первой мировой до холодной, т.е. Первой глобальной. Разумеется, теоретически осмысливая этот повод с позиций и с точки зрения наших интересов нынешнего и завтрашнего дня — именно теоретически, поскольку, как писал генеральный конструктор нашей Победы 1945 г. И.В. Сталин, «без теории — нам смерть, смерть, смерть».

 Сегодня можно сказать, что мы выучили далеко не все уроки Второй мировой войны, которая плавно перетекла в глобальную холодную войну. Скорейшее изучение этих уроков — необходимое условие того, чтобы в случае необходимости мы могли с удовлетворением расписаться на руинах крепостей поверженного врага. Мы, конечно же, мирные люди, но наш бронепоезд, т.е. ядерная и иная мощь, помноженные на силу психоисторического оружия и мирные и военные национальные/имперские традиции, должен всегда быть на запасном пути. В этом — один из главных уроков нашей Победы 9 мая 1945 г.

  Когда в 1941 г. враг напал на нашу страну, наши отцы и деды сломали хребет его военной машине и расписались на рейхстаге. Вопрос: если враг ещё раз посмеет посягнуть на наше право быть в Истории, где и на чём распишемся мы? В любом случае мы — дети и внуки победителей в Великой Отечественной — не должны задаваться иным вопросом, тем более в год 70-летия Великой Победы, зафиксировавшей слова одного из величайших деятелей нашей истории: «Наше дело правое. Мы победили».

[1] Brissaud A. Canaris. N. Y.: Grosset a. Dunlop, 1974. P. 115–116.
[2] Kennedy P. The rise and the fall of the great powers: Economic change and military conflict from 1500 to 2000. L.: Fontana press, 1989. P. 430.