Кризис-матрёшка
| Издание: | Журнал Газпром |
| Дата: | 10.05.2012 |
| Автор: | Андрей Фурсов |
Фурсов Андрей Ильич – директор Центра русских исследований Московского гуманитарного университета; академик Международной академии наук (Инсбрук, Австрия); автор около 300 публикаций, включая 9 монографий; лауреат премии «Солдат империи»; член Союза писателей России.
– Андрей Ильич, расскажите о сути вашей теории «кризис-матрёшка».
– Мир, а точнее капиталистическая система переживает многослойный и многосоставный кризис. Он обусловлен тем, что с конца 1970-х годов верхушка мирового капиталистического класса, организованная в закрытые наднациональные структуры (клубы, ложи, комиссии, общества и т.п.) демонтирует капитализм, поскольку эта система своё отработала. К сожалению у нас до сих пор бытует упрощённое представление о капитализме, где всё сводится к сиюминутной прибыли, к торжеству капитала здесь и сейчас. На самом деле это не так. Капитал существовал до капитализма и будет существовать после него. Другое дело, что до и после он не был и не будет системообразующим элементом. А в качестве системообразующего элемента он требует наличия неких условий, которые, как это ни парадоксально, тормозят его самореализацию.
Глобализация исчерпала планету для капитала. С разрушением СССР и «капитализацией» Китая некапиталистических зон в мире не осталось, некуда «экспансировать». А следовательно, эта важнейшая функция, которую выполнял для капитала капитализм не нужна – место экстенсивного развития должно занять интенсивное. Проблема, однако, в том, что капитализм институционально «заточен» на экстенсив. В этом он похож на антично-рабовладельческую систему и этим он отличается от феодализма: именно внешние источники эксплуатации позволяли капиталу ограничивать свою эксплуататорскую суть в ядре капсистемы, ну а государство, политика и гражданское общество заставляли его это делать в его же долгосрочных и целостных интересах.
Однако на рубеже 1960–1970-х годов функционирование этих институтов пришло в противоречие с интересами верхушки мирового капкласса: именно эти институты позволили среднему слою и верхней части рабочего класса не только существенно улучшить в 1945–1975 гг. («славное тридцатилетие» – Ж. Фурастье) своё материальное положение, но укрепить социальные и политические позиции. А это уже напрямую угрожало властным позициям и привилегиям верхушки, и та не могла не отреагировать. С конца 1970-х годов начинается её контрнаступление на позиции среднего слоя и рабочего класса – именно оно было главной социальной задачей тэтчеризма и рейганомики. Идеология и стратегия этого контрнаступления были сформулированы в документе «Кризис демократии», написанном в 1975 г. по заданию Трёхсторонней комиссии тремя видными социологами – С. Хантингтоном, М. Крозье и Дз. Ватануки. Ну а конкретной формой наступления стала неолиберальная контрреволюция, которая за 30 неславных лет (1980–2010) серьёзно потрепала средний слой и рабочий класс как на Западе, так и в мировом масштабе, а также существенно ослабила институциональный каркас капитализма, т.е. саму капиталистическую систему, в значительной степени демонтировав её. Политика стала превращаться в комбинацию административной системы и шоу-бизнеса, а некоторые исследователи вообще констатируют её смерть – её и «публично-политического человека»; об «ослаблении», «проржавении» и «таянии» национального государства не пишет только ленивый; гражданское общество даже в ядре капсистемы постепенно скукоживается; массовое образование – начальное, среднее, высшее – ломают, выделяя элитарный сегмент для верхушки и резко опуская средний уровень для всех остальных.
Впрочем, полного размаха наступление верхов на «середняков» и «работяг» посредством демонтажа институциональной системы капитализма не могло достичь до тех пор, во-первых, пока существовал СССР – системно-антикапиталистическая альтернатива капитализма, способный использовать социальные проблемы капсистемы в своих интересах; во-вторых, пока капитал в его промышленно-вещественной форме был подвержен пространственным и институциональным ограничениям. Всё это изменилось на рубеже 1980–1990-х годов.
Научно-техническая (коммуникационно-информационная) революция резко изменила соотношение и субординацию вещественных и информационных факторов в материальном производстве – вторые вышли на первый план. Капитал превратился в электронный сигнал. И в таком виде, как заметил один из крупнейших социологов конца ХХ в. З. Бауман, он более не зависит от пространственных и институциональных ограничений страны, из которой он послан, страны, через которую он проходит, и страны-адресата.
В то же время в 1991 г. совместными усилиями части советской номенклатуры, спецслужб и теневиков, с одной стороны, и западного капитала в лице ряда государств, спецслужб и, самое главное, закрытых наднациональных структур управления, был разрушен СССР. И если революция в области информационных и коммуникационных технологий (выбор в пользу которой как альтернативы промышленному развитию, освоению космосу и т.п. был сознательно сделан в 1960–1970-е годы верхушкой мировой системы по классовым причинам) создала материально-технические условия для освобождения капитала от институциональных ограничений (т.е. по сути от капитализма), то уничтожение СССР/системного антикапитализма обеспечило социально-политические и геополитические условия для этого. Но вот парадокс: появление этих условий делает ненужным сам капитализм; капитал должен превратиться в иную форму – например, чистую власть, монополию на распределение ресурсов. Последнее в условиях нехватки ресурсов в планетарном масштабе приобретает решающую роль – сохранение власти и привилегий мирового правящего класса требует от них демонтажа капитализма и создания новой социальной системы, основанной на внеэкономическом (нерыночном) контроле над ресурсами и контроле над информпотоками (включая науку и образование). В их планах – новый социум, где главное богатство это время (в том числе биологическое, речь идёт о «практическом бессмертии» для верхушки) и информация и где власть носит не демократический и даже не авторитарный, а магический характер. Психоисторическая подготовка к принятию людьми такой власти уже ведётся, эту задачу решают жанр фэнтэзи, фильмы типа «Гарри Поттер» и т.п.
– Поскольку мы коснулись проблемы ресурсов, то вспоминается, что Бжезинский призывает США показать пример самоограничения, так как ресурсов планеты не хватит для обеспечения такого уровня потребления как в США бурно развивающимся Китаю, Индии да и ряду других стран.
– Призывать можно к чему угодно. Как любил говорить Сталин, есть логика намерений и логика обстоятельств, и логики обстоятельств сильнее логики намерений. По доброй воле американцы никогда не пойдут на ограничение потребления – плевать они хотели на весь остальной мир, о котором они вообще мало что знают. Население США составляет 4% мирового, их доля в мировом производстве – 10–12%, а не 20%, как они утверждают (25% было в середине 1970-х годов, с тех пор произошло существенное уменьшение), а потребляют американцы 40% мирового продукта. В основе этого сверхпотребления – паразитирование Америки на мировой экономике с помощью доллара, военной мощи и контроля над вкладами в американских банках правящих групп других стран, с последних США фактически взимают дань, гарантией выплаты которой и служат вклады верхов. Как говаривал помощник президента Никсона Чак Колсон: «Если вы взяли кого-то за гениталии, остальные части тела придут сами». Вот они и приходят в виде дани и геополитических уступок.
Однако, как говорили древние, nihil dat Fortuna mancipio – судьба ничего не даёт навечно: крах системы, основанной на бесконечном печатании фантиков-долларов, неограниченном кредите и ссудном проценте неизбежен – и он не за горами. Именно поэтому часть англо-американской верхушки и связанный с этой частью международный еврейский капитал демонтируют капитализм, однако времени до краха остаётся мало, и они всеми силами оттягивают наступление этого момента.
– Каким образом?
– Оттянуть можно двумя способами. Первый – действительно сократить потребление населения как минимум в два раза. Ясно, что это может вызвать массовый социальный взрыв, и на такой риск американская верхушка не пойдёт, достаточно вспомнить конец 1930-х годов, когда столкнувшись с выбором между серьёзными социальными реформами или мировой войной, американский правящий класс выбрал войну. Второй способ – стратегия непрямых действия, которая позволит выиграть время. Здесь несколько вариантов, назову два.
Первый вариант – хаотизация мира посредством серии локальных и региональных войн, США – зона стабильности в бушующем мире; в крайнем аховом случае региональные войны можно превратить в мировую, но не тотально-мировую, как войны ХХ в., а суммарно-, мозаично-мировую – à la Тридцатилетняя (1618–1646) и Семилетняя (1756–1763) мировые войны. Кстати, мировая война автоматически решает проблему сокращения потребления населения и создания системы жёсткого контроля над ним и над ресурсами – вплоть до насильственного перераспределения. Прежде всего именно под этим углом зрения следует рассматривать исполнительный указ президента США от 16 марта 2012 г. («National Defense Resources Preparedness».
Второй вариант – широкомасштабное изъятие активов у отдельных лиц, не являющихся гражданами США, но, благодаря «системе» «American person» оказывающихся в зоне действия американского законодательства, групп и целых стран. Изъятие активов у стран предполагает передел старых рынков и включение непосредственно в сферу американской власти/мировой торговли тех стран, которые в значительной степени остаются за её пределами. Это Ливия (до натовской агрессии), Сирия, Иран, Алжир, Сербия, а также Россия («Северная Евразия») – именно она представляет собой одну из последних мало освоенных зон. В этом плане битва за Старый Свет, за Ойкумену до её краёв и прежде всего за Северную Евразию становится для капверхушки conditio sine qua non оттягивания кризиса на несколько десятилетий, необходимых для демонтажа старой и монтажа новой системы.
– А не может ли капитализм сохраниться благодаря новым технологиям, способным увеличить «глобальный пирог»?
– Техника и технология – элементы целого, развитие которых определяется этим целым и его персонификаторами. Капверхушка в 1960–1970-е годы не случайно сделала выбор в пользу торможения промышленного и научно-технического прогресса в целом, сделав исключение для информационно-коммуникационной сферы. Во-первых, в силу её наукоёмкости – не нужны значительные по численности рабочий класс и средний слой. Во-вторых, информационные технологии можно использовать для установления жёсткого контроля над людьми, их сознанием, психикой. Выбор, повторю, был не случайным, его диктовали классовые интересы.
Весьма показательно, что повороту в сторону от научно-технического и промышленного развития предшествовала мощная идейно-организационная подготовка: создание идеологии экологизма и экологического движения; создание молодёжной субкультуры («рок, секс, наркотики»), в которой регулирующую роль играет воздействие на инстинкты и подсознание (плюс культ неоидолопоклонства, где роль идолов-шаманов выполняют поп-звёзды и в меньшей степени звёзды кино и спорта); создание движений секс-меньшинств; возрождение мальтузианства и социал-дарвинизма, нашедших отражение в псевдонаучных «докладах Римскому клубу» и концепциях «пределов роста», «нулевого роста» и т.п. (в 1980-е годы ко всему этому добавился жанр фэнтэзи, ориентированный на вытеснение научной фантастики).
Во-вторых, ухудшение положения 70% населения ядра капсистемы в 1980–2010 гг. обусловлено не технологическими сдвигами, а сознательной неолиберальной политикой, и трудно представить, что капверхушка решит облагодетельствовать тех, кого обирала в течение 30 лет. Если бы она заботилась о благе большинства, то в 1960–1970-е годы сделала бы иной выбор. Кроме того, перенос индустриального производства в Восточную Азию, прежде всего в Китай и превращение его в «мастерскую мира» делает ненужной заботу о массовых технологических прорывах в ядре капсистемы – аналогичным образом рабство и наличие источников рабства на периферии античного мира в определённый момент истории последнего начисто заблокировало развитие техники. Именно Китай и Индия с 2000-х годов создаёт огромную массу мирового валового продукта (МВП). По подсчётам специалистов, если из МВП 2010 г. вычесть долю Китая и Индии, то это будет аккурат МВП 1980 г.! И ведь эта доля создаётся не только машинным, но в значительной степени ручным трудом, что полностью опровергает лживую концепцию «постиндустриального общества», насквозь пропитанную идеологией сохранения власти и привилегий мировой верхушки. Подобная структура МВП – прямое следствие и индикатор кризиса, связанного с демонтажем капитализма, который, кстати, идеологи мондиализма, например Ж. Аттали, а также некоторые государственные и политические деятели на Западе не считают нужным скрывать.
Однако для «демонтажников-высотников» капитализма из числа капверхушки есть две новости: одна плохая, а другая очень плохая.
– Я так понимаю, что здесь мы возвращаемся непосредственно к проблеме «кризиса-матрёшки»?
– Да. Дело в том, что феодалам (сеньорам) удалось в своё время, пусть ценой мощнейших социальных потрясений «длинного XVI века» (1453–1648 гг.), демонтировать феодализм (так называемые «буржуазные революции», в которых буржуазия якобы крушит феодалов – один из мифов либеральной исторической науки, по ряду причин подхваченный марксистской наукой) только потому, что это было внутриевропейское, внутризападное дело. В этом кризисе не участвовала периферия, поскольку её не было – феодализм, в отличие от античного рабства и капитализма, не предполагает производственной обязательности периферии, это интенсивно, а не экстенсивно ориентированная система. Поэтому никто извне не помешал сеньорам превратиться в капиталистов, оперирующих на мировом рынке, откуда их стала выбивать буржуазия, прежде всего финансовая, стремившаяся стать главным капиталистом.
А вот господствующие группы позднеантичного общества, позднеримской империи не устояли перед варварской периферией, и она их сокрушила. Показательно, что варварская периферия демографически была выращена Римом в своих социально-экономических интересах: селясь в римском пограничье (около 200 км вглубь Барбарикума), переходя на римскую систему земледелия и седлая торговлю Рима с глубоким (или глубинным) Барбарикумом, варвары за несколько столетий настолько увеличили свою численность, что могли демографически подавить Рим, а их правящая верхушка («элита») сменить римскую, как это и произошло в конце V–VI вв. н.э. в так называемых варварских королевствах, возникших из плоти и крови Римской империи на костях позднеантичного общества.
Аналогичным образом капитализм за последние полтора столетия на своей периферии «вырастил» в своих интересах огромную массу населения. И если для трудо- и капиталоёмкого производства индустриальной эпохи это было экономически как-то оправдано, то для наукоёмкого производства деиндустриализированного мира это население – лишние едоки. Более того, в борьбе за места «там где чисто и светло» «лишние едоки» способны сформировать свою правящую верхушку, способную в условиях глобального кризиса бросить вызов западной верхушке так, как это сделали вожди варваров в условиях кризиса античного общества и повести их на штурм бастионов Запада. Если учесть, что большая часть населения крупнейших городов Запада («Империи») – это выходцы из «варварского» Юга, что в основном это молодые, активные, а то и агрессивные люди, не принимающие западную культуру, нормы, ценности и не желающие вписываться в них (кризис мультикультурализма), то внешняя демографическая угроза Юга капсистемы на глазах превращается во внутреннюю социальную угрозу Севера. Это – вторая «матрёшка», демографическая. Не случайно для мировой верхушки сегодня сокращение населения самыми разными способами (голод, болезни, война, гомосексуальные браки и т.п.) – задача № 1. Не случайно экологические организации и организации дикоприродозащитного типа говорят о необходимости сокращения населения планеты на 80–90%. Эти «терминаторы человечества» к тому же прекрасно понимают, что несколько миллиардов людей контролировать очень трудно.
Третья «матрёшка» связана с Биосферой. Самым страшным кризисом в истории человечества был кризис верхнего палеолита (25 тыс. лет до н.э. – 10–12 тыс. лет до н.э.). Этот кризис, растянувшийся на 15 тысячелетий, был ресурсным. Он уничтожил социумы, основанные на высокоспециализированной охоте на крупного зверя, привёл к деградации культуры и сократил численность населения планеты на 80%. Выходом из этого кризиса стало возникновение земледелия, совпавшее с началом потепления климата и наступлением «долгого лета» (на целых 10–12 тыс. лет), которое вот-вот закончится.
Поскольку капитализм это, во-первых, глобальная система; во-вторых, система, основанная на необратимой эксплуатации не только человека, но и природы, Биосферы, его кризис – это ресурсный кризис в масштабах планеты Земля. Ресурсный кризис усугубляется геоклиматическими и геофизическими изменениями: затухание Гольфстрима; снижение активности Солнца (25-й цикл, который наступит в 2020-е годы, будет, по мнению специалистов, очень похож на 23-й, следствием которого стал малый ледниковый период XVII – первой половины XIX в.); планетарная перестройка, происходящая раз в 12,5–13 тыс. лет и стартовавшая в начале ХХ в. (окончится, если не произойдёт глобальной катастрофы в 30-е годы XXII в.). Ресурсный кризис - это, пожалуй, самая плохая новость.
Согласно прогнозам, наиболее стабильной и ресурсообеспечпенной зоной в период возможной катастрофы и послекатастрофическом мире в течение нескольких сотен лет будет Северная Евразия, т.е. территория нынешней РФ. И об этом хорошо знают наши так называемые «партнёры» на Западе. Думаю, грядёт битва за Евразию – эта последняя Большая Охота эпохи капитализма, в которой Запад скорее всего попытается окончательно решить русский вопрос – по крайней мере, такой соблазн у него будет (причём касается это не только народа, но и господствующих слоёв, которые Запад никогда не примет как своих, для него они объект будущего финансового раскурочивания); пролог этой битвы – так называемая «арабская весна», бикфордов шнур которой атлантисты протянули по исламской дуге от Магриба до Кашмира и Киргизии, к подбрюшью РФ и КНР. Поэтому мы не можем позволить себе роскошь быть слабыми – в сегодняшнем мире слабых не просто бьют, а стирают Ластиком Истории. Навсегда.
Помимо социально-экономического, демографического и ресурсного («биосферного») кризисов («матрёшек») кризис капитализма означает также кризис европейской цивилизации, кризис христианства, а точнее библейского проекта контроля над массами, наконец, кризис белой расы – и всё в одном флаконе или, точнее, в одной «матрёшке». При этом надо помнить, что исходно кризис, о котором идёт речь, – рукотворный. В качестве процесса, геоисторической операции он задуман довольно узким кругом лиц из числа «хозяев мировой игры» и реализуется некими игроками с помощью фигур, обслуги и т.п. При этом реальная цель – создание новой социально-экономической системы, основанной на контроле над ресурсами, информацией и поведением и предполагающей сокращение численности населения планеты Земля на 80–90% – скрывается.
– В связи с тем, что Вы сказали, хочу спросить: как Вы относитесь к конспирологии, к конспирологическим теориям, в частности о том, что миром правят Бильдербергский клуб и Трёхстороняя комиссия.
– Как заметил в одном из своих романов Т. Клэнси, мир слишком велик и сложен, чтобы им управлять из одного центра. Хотя попытки создать систему такого управления делались неоднократно и продолжают делаться в настоящее время. Что касается Бильдерберского клуба, Трёхсторонней комиссии и подобного рода структур, то это прежде всего структуры выработки и согласования решений, которые принимаются «Хозяевами Мировой Игры» (О. Маркеев) или «хозяевами истории» (Б. Дизраели) и их тайными, а не просто закрытыми организациями. Я имею в виду несколько десятком королевско-аристократических и финансовых семейств, многие из которых в той или иной степени перероднившись между собой, контролируют основные глобальные финансовые потоки, средства массовой рекламы, агитации и дезинформации (СМРАД) и закрытую, т.е. обслуживающую только «хозяев истории» науку – естественную, социальную и техническую. Но прежде чем продолжить, давайте последуем декартовскому «Il faut définir le sens des mots» («определяйте значение слов»): что такое конспирология.
Обычно под конспирологией понимают примитивные (или сознательно примитивизируемые) схемы, которые объясняют исторические события не историческими закономерностями и массовыми тенденциями развития, а тайной и, как правило, злонамеренной деятельностью неких сил (на выбор – масоны, ордены, спецслужбы и т.п.). Часто такие схемы воспринимаются как несерьёзные. И действительно, немало работ, именуемых конспирологическими, написаны недобросовестными авторами в погоне за сенсацией и заработком. Конечно, многие так называемые конспирологические работы – это своеобразные акции прикрытия: они пишутся специально для того, чтобы скомпрометировать серьёзные попытки глубоко разобраться в тайных механизмах истории, политики и экономики или нейтрализовать эффект таких попыток.
В то же время вряд ли кто-то сможет оспорить тот факт, что далеко не все причины и мотивы происходящего в мире лежат на виду – наоборот, они скрываются; далеко не все цели декларируются открыто – это естественно. Мы прекрасно знаем, что большая политика делается тайно, реальная власть – это тайная власть, зона функционирования «высоких финансов» – тайна. Поэтому нередко поставить под сомнение реальный анализ скрытых механизмов истории пытаются либо люди недалёкие, профаны, либо, напротив, те, кто слишком хорошо знает о существовании тайных сил, структур и т.п. и старается отвести от них внимание, сбить со следа, высмеивая серьёзный поиск как конспирологию. Давайте посмотрим, например, на Коминтерн, т.е. III Интернационал, который два десятилетия втайне планировал и проводил перевороты, восстания, революции, у которого были гигантские скрытые финансы и т.п. – это конспирологическая структура, а его влияние на ход истории – это конспирологическое влияние по типу? Почему же аналогичные структуры буржуазии, действующие в закрытом режиме, обладающие намного большим политическим и финансовым потенциалом – не конспирологические. Напомню слова Троцкого о том, что настоящие революционеры сидят на Уолл-стрите.
Разумеется, в основе кризисов и революций лежат объективные, а точнее системные и субъектные причины. Никто не отменял массовые процессы. Но мир – понятие не количественное, а качественное, как любил говорит Эйнштейн. В мире небольшая, но хорошо организованная группа, в руках которой огромные средства (собственность, финансы), власть и контроль над знанием и его структурами, а также над СМИ весит намного больше, чем масса людей или даже целая страна – достаточно почитать «Исповедь экономического убийцы» Дж. Перкинса. Как заметил вовсе не конспиролог, а нобелевский лауреат по экономике Пол Кругман, «современная политическая экономия учит нас, что маленькие, хорошо организованные группы зачастую превалируют над интересами более широкой публики».
О конспирологии можно говорить двояко – как о подходе и как о дисциплине или, как минимум, научно-исследовательской программе. В первом случае – это преимущественно дедуктивно-аналитический подход (хотя и индукцией не стоит пренебрегать), ориентированный на поиск неочевидного в очевидном, на выявление причин, не лежащих на поверхности, а если и проявляющихся, то в виде странностей, случайностей и отклонений, которые так не любят стандартные исследователи – они им жить мешают, смущают и тревожат.
Во втором случае, конспирология – это особая сфера исследований того, как функционирует реальная власть – скрытая, тайная по своей природе. И чем внешне демократичнее, прозрачнее становилась с середины XIX в. сфера политики и национально-государственной власти, тем глубже в тень и тем выше в наднациональное, сокрытое от глаз большинства уходила власть. Собственно, политологи и историки и занимаются этим внешним, поверхностным, сочиняя историю для профанов. Непрофанное знание мира – привилегия и почти монополия закрытых структур, которую, конечно же, надо ломать.
В этом нет ничего необычного и мистического, напротив – проза жизни, в основе которой лежит двойное несовпадение: сущности и явления, истины и интереса. Поэтому не надо бояться ни слова «конспирология», ни слова «заговор». «Никому не хочется выглядеть сумасшедшим теоретиком заговоров, – писал всё тот же Кругман. – Однако нет ничего безумного в том, чтобы раскапывать истинные намерения правых (у Кругмана конкретно речь идёт об американских неоконах. – А.Ф.). Наоборот, неразумно притворяться, что здесь нет никакого заговора».
У современного обществоведения нет ни понятийного аппарат, ни возможности, а часто и желания заниматься скрытыми механизмами социальных процессов, тем, что лежит не на поверхности, теневой стороной реальности. В этом плане современное обществоведение является ущербным, половинчатым: в основном оно занимается явлениями, а не сущностью, функциями, а не субстанцией, таким образом, упуская главное. В этом плане конспирология оказывается мерой половинчатости, неполноценности науки об обществе. Когда будет создана полноценная, «свето-теневая» наука об обществе, нужда в конспирологии отпадёт – это будет просто анализ закрытых сторон реальности, вскрывающих секреты властей предержащих.
– А что Вы скажете о закрытых наднациональных структурах?
– В них нет ничего неестественного, они порождаются самой логикой развития капитализма. В экономическом плане капитализм – это система без границ, мировой рынок. А вот в политическом плане капиталистическая система – это совокупность, мозаика государств. Но экономические интересы буржуазии, особенно крупной и тем более финансовой, которые выходят далеко за рамки одного (её) государства. И часто эти интересы невозможно реализовать, не нарушая границы государств – своего и чужих. Поэтому мировому капиталистическому классу объективно нужны надгосударственные, наднациональные структуры и они должны быть если не тайными, то по крайней мере закрытыми от широкой публики. Таким образом снимается противоречие между экономической целостностью и политической фрагментарностью капиталистической системы. Отсюда упорное стремление верхушки мирового капиталистического класса к созданию чего-то вроде мирового правительства, впервые возникшее в начале XIX в. и поставленное в качестве неотложной задачи в конце XIX в. Кстати, каждый раз на пути решения этой задачи вставала Россия; в этом – одна из причин горячей «любви» к ней и к нам, русским, хозяев капиталистической системы – англосаксов, особенно британцев.
Чтобы снять базовое политико-экономическое противоречие капиталистической системы, нужны были наднациональные, экстрагосударственные структуры. Но готовых естественных организаций такого типа у буржуазии не было и не могло быть – она ещё только формировалась как класс, была эдаким социальным эмбрионом или в лучшем случае (в Великобритании) подростком. Хорошо евреям, которые жили в «порах современного мира», как финикийцы – в порах древнего и могли в своих интересах использовать родственную, семейную систему, классический пример – Ротшильды. А что делать неевреям, гоям? Это в конце XIX в. они создали закрытые наднациональные структуры, структуры мирового согласования, управления и влияния на собственно капиталистической основе, причём уже с активным участием международного еврейского капитала. А в XVIII в., в эпоху Старого Порядка, когда вся сила была у государства и аристократии, нужно было пользоваться тем, что есть. Например, масонскими организациями. В XVIII в. (официально – с 1717 г.) начинается бурный рост масонских организаций. Конечно же, они возникли раньше, в XVI – начале XVII в., представляя собою эволюционировавшую форму тамплиерских структур, покинувших в XIV в. Францию, но реальную жизнь в них вдохнула именно буржуазная эпоха – её запросы и интересы, самые разнообразные. В том числе не только новые, но и старые, династические – борьба Стюартов и Ганноверской династии за Великобританию в первой половине XVIII в. Реальное переплетение старого и нового затеняет ту роль, которую она играла не только для аристократии, но и для буржуазии и её интеллектуального авангарда, ещё не успевшего превратиться в обслугу.
В конце жизни Маркс сказал, что если бы он писал «Капитал» заново, то начал бы не с собственно «Капитала», а с государства. Если писать «Капитал» сегодня, когда капитал, отвешивая прощальный поклон, корчась, уходит в прошлое, начинать работу о капитализме надо с закрытых наднациональных структур управления: именно они придают капсистеме целостный и завершённый характер, а её истории – проектно-конструкторский характер.
– Поясните, что Вы имеете в виду?
– В середине XVIII в. в Европе произошёл великий эволюционный перелом: история из преимущественно стихийной стала преимущественно проектно-конструктируемой. Это не значит, что до середины XVIII в. не было групп и сил, пытавшихся, причём нередко успешно, направлять её ход. Однако в середине XVIII в. появились три фактора, которые внесли качественное изменение в исторический процесс. Это начало формирования массового общества, небывалое усиление финансового капитала и резкое усиление общественной роли информационных потоков. Попробуйте управлять общиной, кастой или полисом – структурами, укоренёнными в традиции и ведущими себя как коллективный социальный индивид. Другое дело – массы, т.е. атомизированно-аггрегированный человеческий материал, массовый индивид, которым легко манипулировать; выход масс на сцену истории предоставил огромные возможности манипуляторам. Это первое. Второе: резко усилившаяся борьба за гегемонию в мировой капиталистической системе между Великобританией и Францией, военные нужды других государств, а также начавшаяся индустриализация колоссальным образом стимулировали развитие в XVIII в. финансового капитала, подготовленное XVII веком (от создания в его начале Standard Chartered Bank Барухов до создания в его конце английского Центрального банка). XVIII век – это такой рывок в развитии финансового капитала, который не снился ни Барди, ни Перуцци, не говоря уже о Фуггерах и Медичи. Третье: информационный бум XVIII в., который позволил «паковать» информацию и использовать её для воздействия прежде всего на элитарные группы. Классический пример – «Энциклопедия», с помощью которой в течение нескольких десятилетий французская элита морально была подготовлена к принятию революции. Иными словами, в середине XVIII в. произошло соединение Вещества (массы), Энергии (денег) и Информации (идей). Сплетённые в тугой узел эти субстанции оказались под контролем определённых групп, которые в течение нескольких десятилетий подготовили ситуацию и человеческий материал для эпохи революций (1789–1848).
Однако не надо думать, что проектно-конструкторская эпоха истории – это всегда триумф конструкторов-проектировщиков. Есть ещё такая штука, которую Гегель называл «коварством истории». Например, те силы, которые планировали свержение самодержавия, уничтожение России и использование революции в России для сокрушения всех преград на пути капитала, вряд ли могли предположить, что команда Сталина поломает проект «мировая революция», спутает карты левым (Коминтерн) и правым (Фининтерн) глобалистам, реализовав проект «социализм в одной, отдельно взятой стране», восстановит империю в виде мировой системы социализма и оттянет глобализацию («венециизацию») мира почти на сто лет. Другое дело, что действия Сталина со товарищи были выражением законов и логики развития большой системы «Россия», которую на тот исторический момент глобалисты по ряду причин не смогли пересилить. Вывод: конструирование истории – это схватка проектов, систем и элит, которую советская элита сталинского образца выиграла, а послевоенного – проиграла. Проиграла, потому что по мере интеграции с середины 1950-х годов в мировой рынок утрачивала глобальное видение. И с тех пор ситуация у нас развивалась по логике сужения видения и измельчания интересов. На Западе и с Запада же, напротив, хотя и немалыми изъянами шагает проектно-конструкторский подход – пора и унять молодца. Последняя Большая Охота капитализма – это во многом проект. И надо сделать всё, чтобы не просто поломать его, а развернуть против проектантов, да так, чтобы эта охота стала последней именно для них. Как говаривал Гамлет, «Ступай, отравленная сталь, по назначению».
Беседу вел Сергей Правосудов
Иллюстрация Raphael Lacoste
Комментарии
Отправить комментарий