Настоящее Средневековье

Андрей Фурсов - Операция "Прогресс"

"Формирующимся постфеодальным олигархиям XVI–XVII вв. античный олигархический строй был ближе средневекового. В этом плане миф об «Античности», созданный Возрождением, во-первых, носил не столько культурный, сколько социально-политический характер, а во-вторых, выполнял в социальной борьбе XV–XVII вв. ту функцию, которую с конца XVIII в. стал выполнять миф о прогрессе. Эти два мифа связаны друг с другом и выступают как последовательные стадии в борьбе за создание нового неэгалитарного привилегированного общества и отсечение от общественного пирога значительных сегментов населения позднесредневекового социума, которым «моральная экономика» феодализма гарантировала определенные права, в том числе и право на выживание."

"Капитализм заменил моралэкономию политэкономией, прочертил прямую (и фальшивую) линию к Античности (прямо как идеологи конца советской эпохи — линию от перестройки к «оттепели», минуя брежневизм, из которого эта перестройка выросла, и к НЭПу). Кстати, и петровские реформы, и НЭП, и перестройка объективно выполняли для соответствующих господствующих групп в России и СССР ту же роль, что и капитализм в Западной Европе XVI–XVIII вв.: сохранение привилегий максимально большей части верхушки, отсечение от общественного пирога расширившейся середины общества и перераспределение части «демократического богатства» путем превращения ее в «богатство олигархическое». Естественно, все это происходило под лозунгами прогресса, который должен был скрыть регресс в отношении положения огромных слоев и представить его как издержки прогресса, а не как его следствие и источник одновременно. Ту же функцию на современном Западе выполняет неолиберальная глобализация.

В упрощенческой интерпретации идеи прогресса — лишь как секуляризации христианских представлений о Будущем — упускается из виду и девальвация Будущего, и поворот от него к Настоящему (в Прошлое), которые имманентны идее прогресса, встроены в нее, и разрыв связи между Будущим и Вечностью, Временем и Вечностью, и подмена будущим (в виде усовершенствованного настоящего) Вечности, то есть Временем — Вечности, а следовательно, полное вынесение Вечности за пределы социального времени. Идея прогресса — это прощание Запада с Вечностью и начало пути из Будущего-будущего в Настоящее-будущее, а затем — и в прошлое-как-настоящее."


Н. В. Гоголь «О средних веках»

"История средних веков менее всего может назваться скучною. Нигде нет такой пестроты, такого живого действия, таких резких противоположностей, такой странной яркости, как в ней: ее можно сравнить с огромным строением, в фундаменте которого улегся свежий, крепкий как вечность гранит, а толстые стены выведены из различного, старого и нового материала, так что на одном кирпиче видны готфские руны, на другом блестит римская позолота; арабская резьба, греческий карниз, готическое окно — всё слепилось в нем и составило самую пеструю башню. Но яркость, можно сказать, только внешний признак событий средних веков; внутреннее же их достоинство есть колоссальность исполинская, почти чудесная, отвага, свойственная одному только возрасту юноши, и оригинальность, делающая их единственными, не встречающими себе подобия и повторения ни в древние, ни в новые времена."

"Действия человека в средних веках кажутся совершенно безотчетны; самые великие происшествия представляют совершенные контрасты между собою и противоречат во всем друг другу. Но совокупление их всех вместе в целое являет изумительную мудрость. Если можно сравнить жизнь одного человека с жизнию целого человечества, то средние века будут то же, что время воспитания человека в школе. Дни его текут незаметно для света, деяния его не так крепки и зрелы, как нужно для мира: об них никто не знает, но зато они все — следствие порыва и обнажают за одним разом все внутренние движения человека, и без них не состоялась бы будущая его деятельность в кругу общества." 


Фёдор Лисицын - Новое время 

>В Средневековье социальная структура общества была сложнее и интереснее. В Новое время происходит какое то упрощение и унификация, все переходят на один язык, государством спонсируемая ассимиляция, вместо разнообразных корпораций со своими привилегиями - классы, вместо местного законодательства и самоуправления - централизация и "единое правовое поле".
Есть такое - вообще начиная со средневековья человеческие взаимотношения в рамках социума непрерывно подвергаются именно деградациии. Раньше человек "среднего класса" :-) имел "малую" (свою) и "большую" (родственники) семью был обязательно членом церковного прихода, какого нибудь братства или коллегии, приходы тоже имели свое объединение, по профессии входил в какой либо цех или организацию и так далее. Потом осталось только семья и сразу государство, а теперь и семья трезщит.
В общем да - унификация человеческого стада чисто Рим после Каракаллы :-) Конец 20 века от этого.

>Кстати да - смотришь современные книжки по средним векам, так подчеркивание, что кроме вертикальных связей, вассалитетов там, епископатов-приходов, есть горизонтальные связи цехов, компаньонажей... Да еще и семейные - получалась добротная социальная ткань, не ряднинка какая, а атлас.
Поэтому кстати средневековые общины и переживали такие бедствия вроде пожаров целых городов, всяческие моры с вымиранием четверти-три четверти населения, войны - от которых современное общество откатиться даже не на уровень Сомали а ниже... Именно социальная ткань.

Свобод на бытовом уровне как раз больше при авторитаризме и абсолютизме, а чем больше либерализма, тем больше заборов, шлагбаумов, ЧОПов и прочих сторожевых собак на охране частной собственности.
Скажем, во времена ярого абсолютиста Людовика 14 го , в Королевский дворец в Версале имел право зайти ЛЮБОЙ - единственное что требовалось - чистая одежда (в грязном приходить было запрещено)
Да что бы просто войти в приемную дворца - надо было выстоять очередь - но право имел любой. Крестьянин, монах, солдат, иностранец - кто угодно. А по парку побродить даже очередь не требовалась... (что не отменяло скажем совершенно не иллюзорных заговоров против короля-Солнце, но все одно - не пускать народ к королю НЕЛЬЗЯ, даже в голову не приходит).
И мы можем себе представить такую идилию в современном либеральном мире :-)

Либералы ненавидят в России народ - мол народ у нас не той системы а то бы жили как на Западе. Понятно что за такую ненависть народ слегка недолюбливает либералов :-) Либералов это почему то удивляет. Наверное, либералы у нас то же не той системы...
К сожалению народ четко понимает что при либеральном подходе права и свободы человека быстро превращаются в права и свободы "сильного" человека за счет "слабых". А в "слабых" попадает БОЛЬШИНСТВО народа. Диктатор или царь тут предпочтительнее потому, что он настолько "сильнее" любого "сильного человека" что получается социальная справедливость - плохо не только "Малым" но и "Великим", Поэтому в народе любили Ионна Грозного, что он бояр казил безжалостно... За это ему остальное прощали.

Либерализм хорош либо в небольших общинах либо при негораниченных ресурсах - когда есть куда расширяться. При константном ресурсе - тот кто первый себе урвет "при свободном творчестве" то он это сделает за счет остальных. Почему либерализм в США второй половины 19-первой половины 20 века был такой образцовый - всегда был "фронтир", "дикий запад", "торговая экспансия" - куда расширяться. При наличии такой возможности либерализм хорог. При отсутствии превращается во власть олигархии или даже олигополий.
Насчет больше свобод в быту вам уже заметили. При "коммунистической диктатуре" я ребенком дошкольником пропадал во дворе и мог идти куда хочу и делать что хочу без какого либо присмотра (ну в рамках запрещений от родителей - на обед приходить, сильно не вымазываться и т.п. все в пределах разумного) - сейчас вы выпустите 5-6 летнего ребенка в москве играть во двор на целый день?
Вот уж поле для свободного развития личности ВНЕ СОЦИУМА. :-)

Модерн идет против антропологических завязок человека (цикличность (маршрут стаи антропоидов по сбору хавчика), чередование активности и покоя (пожрали лежим, жрать надо работаем) и т.п. В общем ломает нас сейчас истинно об колено. Отдыхать мы то же разучились. Кстати все эти средневековые карнавалы и простые селянские праздники до полного изумления - они именно система ПРАВИЛЬНО отдохнуть и перезагрузиться перед новым циклом работ. Отлично работают для физического труда и страшно вредят умственному. Каковой для человека извращение недавнего времени.
Модерн это удовлетворение собственного гедонизма за чужой счет.





Тёмные века

"Многие метры, такие как Фернан Бродель или Карл Поланьи, обоснованно утверждали, что начиная с эпохи, когда мотивом труда стала прибыль, трудящийся человек стал работать существенно больше. Индустриальная эпоха, взирая на прошедшее, анахронизировала, судя по себе. Сама работая не покладая рук день за днем и год за годом, она такую же модель труда прилагала к средневековому крестьянину – а ведь стоит взглянуть лишь на количество праздников и выходных этого крестьянина. Ритм его работы есть ритм природы. В одно время от зари до зари, а потом подремывая и т.д.
Рабство же в такой особой форме как «говорящее орудие» есть крайне локальный и во временном и в пространственном смысле отрезок, связанный с бурными римскими завоеваниями. А так он не выгоден и в реальности рабство, это совсем не тот институт, которой в форме «ужас, ужас» описал век просвещения.
Так что не выдумывайте про ад, в котором обреталось большинство населения. Это фантазия нового времени, выдуманная для оправдания себя, для оправдания «сатанинской мельницы» (и с чего это так называли промышленность вчерашние крестьяне, которые не разгибаясь, на клочке…)."


Отрицательный отбор
 
"Инициатором костров инквизиции была интеллигенция, создавшая рафинированную городскую культуру. С высот этой рафинированной культуры народная культура им показалась низменной, а, поскольку в ту эпоху все идеи получали религиозную оболочку, и своя культура осознавалась как строго религиозная, то народная виделась с явной помесью чертовщины (элементов язычества и правда было немало). Вот тут и началось – в основном женщин жгли. В то же время как обычно интеллигенция делилась на группировки, и членам чужих группировок так же доставалось – вот так жгли тех, о ком сейчас удосуживаются всплакнуть, как о жертвах мракобесия. Не было, с одной стороны церковь и агрессивное быдло, а с другой страдающая интеллигенция. Церковь в лице сравнительно высоких чинов была частью интеллигенции, и весьма существенной. Им противостояло крестьянское население и деревенский священник – невежественный, склонный к греху, но близкий к народу."


Иванов К.А. - Многоликое средневековье

"История проходит свои циклы, и, хотя внешние формы постоянно меняются, в мир с определенной периодичностью возвращаются одни и те же принципы, перед человечеством ставятся одни и те же задачи. То, что было актуально для средних веков, может перестать быть таковым в эпоху Просвещения и опять обрести значимость в конце XX века. В период XIII—ХVI века, Европа переживала перелом, в прошлое уходили выработанные веками привычные общественные формы, старая культура, религия, наука и искусство, и на смену им приходили новые, в то время еще неизвестные. Современный мир переживает подобный переломный момент, уже видны знамения новой науки, нового искусства, новой философии, но будущее пока скрыто в тумане. Античная философия учит, что в жизни любого народа и государства чередуются этапы спокойного развития и сложные, переломные этапы гибели старых форм и рождения новых, когда людям трудно ориентироваться в окружающем хаосе. Именно в такие моменты перед людьми остро встает вопрос смысла жизни и исторического предназначения. В древности мудрецы говорили, что если мы хотим понять задачи своего времени, то должны сначала научиться понимать смысл истории." 


Евгений Водолазкин - Как в Средневековье

Если взять Средневековье, которым я занимаюсь: поверьте мне, русское Средневековье было гораздо более мягким, чем западное. Такой жестокости и такого тоталитаризма, которые мы видим в западном Средневековье, на Руси не было. Другое дело, что слово «Средневековье» мне часто приходится слышать в качестве бранного, а это абсолютно несправедливо. В Средневековье были и убийства, и много чего другого, но ценность человеческой жизни там осознавалась, тем не менее, гораздо более пронзительно, чем в Новое время.

Нет, я абсолютно не идеализирую Средневековье. Но разве были легкие времена? Бердяев делил эпохи на дневные и ночные. Дневные — это яркие, блистательные, персоналистичные эпохи: Античность, Новое время. А Средневековье — это ночная эпоха. Что ночью делает человек? Он во сне переживает свой дневной опыт, собирается с мыслями, собеседует с высшими сферами. И Средневековье — это очень важная эпоха внутреннего сосредоточения. Она, может быть, менее блистательная по своим материальным результатам, по тем текстам, которые были написаны в то время. Но это только на поверхностный взгляд. Эта культура не блестит, но если подойти к ней со всем вниманием, она очень глубока, и там столько слоев, что можно идти вглубь бесконечно. Так что я бы не считал, что это — худшая из эпох.

Сейчас — и не только на мой взгляд, об этом многие пишут — идет окончание Нового времени. Новое время сменяется каким-то другим, ещё точно не определяемым. Когда Новое время приходило, оно отрицало очень многие вещи в литературе и в культуре. Центонность текстов. Средневековые тексты состоят из частичек, из заимствований из других текстов. Средневековье отрицало персонализм в литературе. В Новое время пришло авторское начало, которого не было в Средневековье. В Новое время пришло понятие границы текста, которого не было в Средневековье, когда текст мог бесконечно добавляться при переписке. Или убавляться.

В отношении древней литературы более корректны термины «письменность» или «книжность». Потому что литература имеет свои законы. Это то, что в нашем понимании возникло в новое время. Там есть авторское начало, художественный вымысел… А в Средние века не было никаких вымыслов. Это удивительное качество. Я буду говорить несколько странные вещи, но они на самом деле такими и являются. Поскольку меня из Пушкинского Дома пока никто не выгоняет, значит, мои суждения верные. Как писал академик Дмитрий Лихачев, незабвенный для нас, его учеников, «вымысел с точки зрения средневекового человека есть ложь, а ложь не достойна того, чтобы быть записанной». Даже художественный вымысел считался ложью. Может возникнуть вопрос: «А вообще в Средневековье врали?» Безусловно, нет такого времени в истории человечества, чтобы люди не врали, потому что все в целом грешат. Другое дело, что когда средневековый человек, скажем так, слегка отступал от действительности, он верил в то, что это правда. И это было абсолютно так. Даже если он не верил, что это правда, он все равно делал вид, что это правда. Почему это было сделать несложно? Потому что литература Средневековья была литературой реального факта. Главенство факта. Это то, что мы сейчас определяем как нон-фикшн: биографии, жития.

Современность можно описывать не только с той точки зрения, что в ней есть, а и с той точки зрения, чего в ней нет. При некотором измельчании, о котором мы говорили уже, вообще всего, что происходит, нужно вспомнить о том, что есть большие чувства — и их не стоит стесняться. Нужно вспоминать о том, что есть смерть, и мобильные телефоны её не отменили. И что прогресс у нас только технический, а нравственного прогресса в истории человечества нет. И более того: человек очень отстает от технического прогресса, он уже не справляется с техническим прогрессом. Нравственность не растет, умнее люди тоже не становятся. Они были не глупее нас в Средневековье, в античности. Единственное, что нас от них отличает, — это технический прогресс. Это то, чего нельзя отрицать, но больше у нас преимуществ никаких нет. Более того: в Средневековье это очень хорошо понимали, тогда не было идеи прогресса. Средневековое сознание не перспективное, как у нас. У нас ведь всегда «завтра будет лучше, чем вчера», существует культ будущего. А средневековое сознание — ретроспективное. Главная точка истории, по взгляду средневекового человека, уже пройдена — это воплощение Христа. И всё остальное — это только удаление от неё. Ничего хорошего в том, что ты живешь позже кого-то, нет. А у нас — прямо противоположный взгляд. Поэтому идея прогресса — весьма сомнительная идея. Особенно, когда на ней строят целые идеологии.

Главное отличие современного и средневекового человека – в ощущении времени. Средневековый человек живет в вечности: хотя в прежние времена умирали раньше, но жизнь средневекового человека была «длиннее», потому что она была разомкнута в вечность.


Евгений Головин - Миф о Дон Кихоте  
 
«Рыцарь печального образа» отважен, смел, великодушен. Он – истинный христианин. Когда, после освобождения каторжников, он выслушивает упреки в неразумности и общественной опасности такого поступка от своих односельчан – священника и лиценциата – он произносит монолог, который стоит процитировать целиком:
«В обязанности странствующих рыцарей не входит дознаваться, за что таким образом угоняют и так мучают тех оскорбленных, закованных в цепи и утесняемых, которые встречаются им на пути, - за их преступления или же за их благодеяния. Дело странствующих рыцарей помогать обездоленным, принимая в соображение их страдания, а не их мерзости. Мне попались целые четки, целая вязка несчастных и изнывающих людей, и я поступил согласно данному мною обету, а там пусть нас рассудит бог. И я утверждаю, что кому это не нравится, - разумеется, я делаю исключение для священного сана сеньора лиценциата и его высокочтимой особы, - тот ничего не понимает в рыцарстве и лжет, как последний смерд и негодяй. И я это ему докажу с помощью моего меча так, как если бы этот меч лежал предо мной.»

Немецкий романтизм

"Романтизм был порожден освободительным движением народных масс, пробужденных французской революцией, борьбой против феодализма и национального гнета и в то же время - разочарованностью широких общественных слоев в результатах этой революции и капиталистического прогресса в целом. В отличие от просветителей, горячо веривших в безусловность исторического прогресса, романтики видели преимущественно теневую, негативную сторону капиталистического развития. Их творчество было проникнуто протестом против угнетения и политической реакции, поисками новых идеалов, которые приобретали в условиях того времени утопический характер. Так они идеализировали средневековье как период, когда якобы господствовала "чистая вера в бога", традиция, в которой они видели оплот против революционных потрясений и преобразований. По вопросу о генезисе феодализма они, как правило, придерживались германистических взглядов, принимавших у них националистическую окраску: феодализм и торжество христианства в средние века они считали проявлением германского "народного духа". Общее у всех романтиков - интерес к судьбе простого народа, к народной культуре, фольклору и традиции (особенно правовой), поэтому они много сделали и для конкретного изучения истории средних веков. Их работы часто неприемлемы с точки зрения методологии, но они, в то же время, подлинный кладезь премудрости. Именно романтики положили начало изучению народного менталитета и культуры вообще. Многие современные историки, по сути, всего лишь продолжают их линию. Так называемые реакционные романтики именовали средневековую историю золотым веком человечества, ибо тогда господствовало религиозное мировоззрение, а, следовательно, существовала высокая мораль. Для них это был "золотой век" мира и социальной гармонии, освященный "гением христианства" (Ф. Шатобриан)

Здесь имеет смысл привести и слова основателя романтического направления в литературе Германии барона Гарденберга, известного под псевдонимом Новалис (1772 - 1801): "инсургенты, которые назывались протестантами в союзе с . филологией и рациональной библейской экзегезой лишили Европу бога и подняли разум в ранг евангелистов". Ему вторил и развивал его идеи в своих многочисленных произведениях литератор, публицист и философ Фридрих Шлегель (1772 - 1829). Исходным пунктом и лейтмотивом всех его сочинений является лозунг "Возвращение к порядку!": "просвещенный народ, вся энергия которого уходит на мыслительную деятельность, утрачивает вместе с темнотою и свою силу, и тот принцип варварства, который является основой всего великого и прекрасного".

В своей "Философии истории" Шлегель следующим образом обозначает значение средних веков: "Простой обзор средневековой истории, даже если он содержит только немногие живые характерные черты, свидетельствует о неистощимом богатстве средних веков, и этот простой обзор будет достаточен, чтобы убедить нас в том, что тогда боролись великие характеры, каких не было ни в какой другой исторический период, боролись важные интересы, высокие мотивы, возвышенные идеи и чувства; что таким образом в так называемой анархии средних веков заключено было исключительное богатство жизни и замечательнейшие стремления, что здесь открываются в большом количестве божественные следы сверхчеловеческого могущества. В то же время, чем больше и глубже проникаешь в эту эпоху, тем более убеждаешься в том, что в средневековом государстве не меньше, чем в средневековой церкви, все прекрасное и великое вытекало из христианства и из чудесной силы господствующего религиозного чувства".

Либеральные романтики видели и недостатки в истории средних веков, но все же подчеркивали, что она была колыбелью современного общества, буржуазии, революции и, таким образом, признавали плодотворность средневековья. Получается, что именно романтизм произвел в отношении средних веков поворот на 180 градусов по сравнению с гуманистами. В качестве примера можно привести взгляды немецких историков так называемой исторической школы права. Крупнейшими представителями ее являются основатель этого направления профессор Геттингенского университета Густав Гуго (1764 - 1844), профессор Берлинского университета Фридрих Карл фон Савиньи (1779 - 1861) и историк права, профессор ряда немецких университетов Карл Фридрих Эйхгорн. Основные принципы этой школы хорошо изложены у Савиньи и Эйхгорна. Они полагали, что право создается не волей законодателя, а в результате медленного процесса развития общественных отношений, начало которого теряется в доисторическом прошлом. Законодатель - не творец права, а выразитель "народного духа", который он может познать лишь с помощью истории народа. Марка, знать, дружинные отношения - все это исконно германские учреждения. Что касается римского права и государственных учреждений, то они не погибли в эпоху варварских вторжений, а лишь постепенно видоизменялись в соответствии с "народным духом". Нетрудно заметить, что особенностью идей исторической школы права, как и в целом романтиков, взявших на вооружение германистическую теорию, являлось отрицание возможности и необходимости каких-либо революционных преобразований.

Поддерживали это направление и некоторые французские и английские исследователи, в частности, приговоренный к казни во время французской революции и бежавший из страны аристократ Жозеф Франсуа Мишо (1767 - 1839) и английский публицист, историк и философ Томас Карлейль (1795 - 1881)".


Владимир Карпец "Битва за историю"

Битва за историю. Что это значит? О какой битве может идти речь, если история — это прошлое, и назад его, как нас уверяют, не вернуть? На самом деле простейшие умозаключения убеждают нас, что время есть величайшая, в лучшем случае, условность. Прошлое — прошло, и его нет. Будущее еще только будет, и его тоже нет. Настоящее — единица, стремящаяся к нулю. Но мы знаем, что нуль тождествен бесконечности. С точки зрения бесконечности нет ни прошлого, ни будущего. Точнее, все это — одно. Всё есть всегда и во всём. История — миф. В его истинном понимании как «развернутого магического имени», согласно А.Ф. Лосеву, который также утверждал, что «миф есть чудо». Он не имеет человеческого происхождения. Народный миф — он же подлинная история — реальность абсолютно живая и в основах своих неизменная. Народный миф рождается вместе с народом — чудесным образом, из недр Премудрости Божией. Он отражается в «позитивной истории», но не сводится к ней. Определяясь в нашем отношении к истории, мы определяемся в отношении к своему мифу, к нашей крови и нашему духу, которые суть одно. История есть кровь и дух.

Но не только народы — живые существа, живущие на своей земле, которая всегда и есть кровь, хранительница народного мифа, но и международные по сути своей объединения — религиозные, политические, экономические сообщества, оторванные от земли, но порой имеющие очевидную этническую окраску, — воинствующе утверждают свои мифы и свою историю. В мире идет постоянная «гераклитова» война, борьба всего со всем, без которой невозможно становление и искупление. В этой войне каждый стремится к полному и безоговорочному утверждению своего мифа, следовательно, к низложению мифов иных. В этом смысл любой войны. Но с Русским мифом все сложнее. Безоговорочно утверждая себя, он не низлагает иное. Он открыт. Великая особенность Русской истории, Русской земли — способность принимать в себя и делать глубинно своим рожденные на иных землях — или в отрыве от земли — мифы. Это связано, в том числе, с нашей «огромностью». Так произошло с Христианством, так произошло — отчасти — с социализмом. Сегодня Русское Православие и Русский социализм (в широком, совершенно не сводимом к «марксизму-ленинизму», смысле) — то, против чего восстают «все богохульные умы, все богомерзкие народы» (Ф. Тютчев). Это не случайно. «Для настоящего русского Европа и удел всего великого арийского племени так же дороги, как и сама Россия, как и удел своей родной земли, потому что наш удел и есть всемирность, и не мечом приобретенная, а силой братства и братского стремления нашего к воссоединению людей» — говорил Ф.М. Достоевский в «Пушкинской речи». Есть все основания предполагать, что до самого Русского мифа, его словесного выражения нам еще только предстоит «докопаться». Об этом, в частности, — последние книги профессора А.Г. Дугина «Социология русского общества», «Мартин Хайдеггер и возможность русской философии». Но возможно, он останется невыразимым и несказанным. Император Александр Третий писал своему сыну, будущему Царю-мученику: «нашей огромности боятся». 

Сегодня борьба за историю есть прежде всего борьба за нашу «огромность». Без нее мы перестанем быть Русскими, утратим Русское имя, которое «магически разворачивается» в «миф». Величайшая сегодня опасность — и последняя ставка врагов России — «свернуть» Русский миф в местечковый национализм «прибалтийского толка». Все эти «Залесья» и «Ингерманландии», «Казакия» и «самостийная Сибирь» — последняя ставка врагов России. Власов против Сталина, князь Андрей Курбский против царя Иоанна, Новгород против Москвы… Да, увы, и Столыпин — против общины… Почему сорвались все эти столь восхваляемые ныне «альтернативные варианты» нашей истории? — Они «не срастались» с до- и вневременным Русским мифом, хранимым нашей красной и сырой землей. Руда отделяла от себя шлаки. Умение принять жизнь такой, какая она есть — важнейшая черта того, кто претендует на то, чтобы мыслить. Я имею в виду высказанное Пушкиным в знаменитом письме к Чаадаеву: «клянусь честию, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог её дал… » Всякие попытки «переломить тысячелетнюю русскую парадигму» (слова недоброй памяти члена Политбюро Яковлева) в конечном счете оборачивают Русский миф и Русскую историю своей «темной», «грозной» (каковая есть у всякого мифа) стороной — ликвидация крестьянской общины закончилась голодомором (отнюдь не только на Украине), лозунги «православной республики» и «свободной Церкви в свободном государстве», без Царя — Бутовским полигоном, борьба с «привилегиями номенклатуры» — властью кучки сверхбогатых … Почему так? Все эти вопросы, а также и, например, такие, как «Почему проваливается »десталинизация«? », «Кто боится Иоанна Грозного и Григория Распутина? », «Какая реальность стоит за »новой хронологией«? », «Чем чревата ревизия Христианства — от »кумраномании« до Дэна Брауна? » и многие другие, мы попытаемся поставить и в меру сил на них ответить в нашей новой колонке «Битва за историю».

Андрей Фурсов - De Conspiratione

"Как отмечает А.Чайткин, в раннее средневековье венецианская торгово-купеческая элита в значительной степени формировалась из представителей купеческих династий Константинополя, выходцев из богатого района Фанар. "Фанариоты", в свою очередь были в основном выходцами из Леванта, т.е. Восточного Средиземноморья. Для этого региона было характерно смешение различных этносов, культов и традиций, религиозных и мистических верований, причем нередко магия оказывалась сильнее религии, наряжаясь в ее одежды, будь то христианство (гностики) или позднее ислам (псевдоислам течения "Донме", из которого в 19 в. вышли лидеры младотурок.
Таким образом, в Венеции оказались представители родов, которые были псевдохристианами, придерживавшимися на самом деле либо традиций гностицизма, либо традиций древневосточных религиозных и магических культов - финикийских и особенно вавилонских. Показательно, что символ Венеции - крылатый лев, весьма распространенный на древнем Ближнем Востоке. Кстати, крылатй лев св.Марка, расположившийся на одной из колонн Пьяцетты, по-видимому персидского происхождения (4 в. н.э.).
Таким образом, за формально христианским, католическим фасадом Венеции/собора св.Марка пряталась иная традиция, скрытно противостоящая христианству или, как минимум, альтернативная ему. В связи с этим отношение Венеции к Ромейской империи, с одной стороны, и к католическому миру, Ватикану, с другой, определялось не только финансово-экономическими резонами, но и идейно-религиозными".


Искандер Валитов - Эволюция идеи сверхвласти

"Традиционно за социальное целое отвечала аристократия. По своей функции она была обязана иметь представления об этом целом и заботиться о его воспроизводстве. Именно аристократия обеспечивала институт государства необходимыми «кадрами». По-видимому, личностные структуры воспроизводились вместе с аристократическими семьями. Различие и сложность функций разных людей в социальном организме были всем очевидны и не подвергались сомнению, до тех пор, пока не сформировался финансовый и промышленный капитал. 

Известно, что впервые процесс демократизации был начат банкирами во Флоренции (еще в XIII веке), а потом и в других итальянских городах. Лишить аристократию власти можно было, только уничтожив представление о принципиальном неравенстве ролей в социуме и, следовательно, о фактическом неравенстве людей. Провозгласив и утвердив идеалы равенства, первые буржуа уничтожили функцию ответственности за социум в целом. Именно демократия породила вместо принципа персональной ответственности демократический принцип коллективной безответственности. Формально теперь народ выбирает правителя. С кого из голосовавших (анонимно!) за него можно спросить за несостоятельность избранного?

Также буржуазия создает свой демократический идеал человека, во-первых, как среднего и массового, и, во-вторых, как имеющего стоимость. Человек теперь измеряется не силой личности и способностью «держать мир», а величиной банковского счета. Имеют значение только люди с капиталом, без денег ты не интересен никому, и делать с тобой можно все что угодно.

В результате мы живем в мире тотальной безответственности. Содержание деятельности является результатом свободного выбора каждого индивида. Теперь каждый сам решает, что ему делать. Бог, божий замысел о мире, ответственность за мир больше не актуальны."


Владимир Карпец - Истоки трансгуманизма

Ален де Бенуа в "Краткой истории идеи прогресса" пишет: “Идея прогресса является одной из теоретических предпосылок Модерна. Не без причины ее часто называют "подлинной религией западной цивилизации". Исторически эта идея была сформулирована приблизительно в 1680 г. в ходе спора "ревнителей древности" и "современников"<…> Теоретики прогресса <…> согласны с тремя ключевыми идеями: 1) линейная концепция времени и идея о том, что история имеет смысл, устремленный в будущее; 2) идея фундаментального единства человечества, эволюционирующего в одном и том же направлении; 3) идея о том, что мир может и должен быть трансформирован <…>. Эти три идеи обязаны своим появлением христианству. Начиная с XVII в., <…> они переформулируются в светском ключе <…>. Это "время торговцев", замещающее "время крестьян" (Жак ле Гофф)".


Олег Давыдов - И кризис, и тупик

предпосылки нигилизма сложились еще в античной Греции
при Солоне и Риме с изгнания Тарквиния Гордого и до раннего
средневековья (Константин Великий) нигилизм набирал силу,
пока Одоакр не положил конец Империи Запада.

с начала средневековья (которое недаром так назвали в эпоху Возрождения,
имея в виду "темный провал" между "светлыми" античностью и Ренессансом)
и до 11 века кризис удалось купировать (деградация городской культуры).

Затем созрели условия для возрождения нигилизма -

перенаселение, Ломбардская Лига,
городская и коммерческая революции,
борьба Папства с Империей,
гвельфы против гиббелинов и т.д.

готика как компенсация земного бардака стремлением ввысь, к небу...

но тогда кризис разрешился в крестовых походах и натиском на восток

на фоне перекрытия османами в XV веке великого шелкового пути
поиск западного пути в Индию, эпоха великих географических открытий
и попытки "возрождения" сначала античности, затем первохристианства
в форме протестантизма, реформация, колониализм, буржуазные революции,
по сути повторение поздней античности.

Священная Римская Империя была христианской и формально ей сопутствовал дух эсхатологии, но житейски он ощущался только в 1000 и 1492 гг, когда реально ждали конца света и наступления царствия небесного. и как раз после этих дат Европу некая сила пропихивала к буржуазному строю и капитализму: сначала торгово-городская революция 11 века, затем Реформация - компенсация ненаставшего небесного земным мещанским успехом. и никакой эсхатологии.

эксплуатируют сначала своих пролетариев и колонии.
Но система внутренне нестабильна и кризис экспортируют на периферию
вместе с излишками населения и товаров, и качают оттуда сырье и рабов,
которые еще больше увеличивают нестабильность, порождающую локальные
и мировые войны... при прогрессивной либерализации всех сторон
европейской жизни за счет разницы потенциалов развитого
запада и традиционного не-запада.

с 15 века в Европе запущен процесс самоотрицания,
в основе которого отрицание своей природы аграрного общества
с принципом иерархии и сословного господства и замены ее на
искусственную (Просвещение + Прогресс = Модерн, колониализм),
которая, требуя дисциплины и создавая постоянную угрозу классовых
войн, также отрицается в постмодерне, начавшимся с Пражской и
Парижской весен в конце 60-х 20 века, вытеснением кризиса в
страны третьего мира с их деколонизацией и в будущее пропагандой
жизни в долг и раздуванием потребительских пузырей, без которых
массы начинают бунтовать, требуя хлеба и зрелищ. При этом
наблюдается тенденция к отрицанию почти всех старых идентичностей,
от гендерных до национальных, как источников потенциальных угроз.

Как только пространство-время вытеснения будет исчерпано,
наступит мировой коллапс.

таким образом,

природа "белого человека" - быть агентом
мировой дисгармонии и всемирного нигилизма -
агентом заката.

c 11 века идет война между гвельфами, несущими ложный дазайн, - Италия торговых городов и папства, - и гибеллинами, обладающими подлинным вот-бытием первородства императоров

через Хайдеггера говорит до-демократический античный и имперский средневековый крестьянин, - человек земли, дополнением которому является нобиль и император - люди неба.

на земле восходит хлеб.
на небе восходит Солнце и бьют молнии Логоса


Милтон Эриксон - Город и деревня

"Сегодня утром мы с женой обсуждали одну проблему – ту ориентацию, которую люди получают в начале жизни. Мы отметили разницу в жизненной ориентации ребенка, выросшего в городе, и ребенка, выросшего в сельской местности.Сельский ребенок приучен вставать с восходом солнца и все лето работать после заката солнца, до позднего вечера, с мыслями о будущем. Сначала сев, потом ожидание урожая, затем его уборка. Вся работа на ферме ориентирована на будущее. Городской ребенок ориентирован на то, что происходит в настоящем. А в обществе, где в ходу наркотики, ориентация на «настоящее» чрезвычайно примитивна. Это очень ограниченная ориентация. Когда к вам приходит пациент, следует вначале определить его ориентацию. Ждет ли он чего-то от будущего, действительно ли он направлен вперед? Сельский ребенок уже по своей природе нацелен на будущее.
Городской подросток ориентирован на «сейчас». Обычно ориентацию на будущее горожанин получает несколько раньше сельского жителя. Для сельского юноши это постоянная ориентация. Он знает, что молодость есть молодость и надо погулять в свое удовольствие, что он и делает, но несколько позднее, чем городской юноша. Последний спешит не упустить настоящий момент, а сельский юноша не торопится.

В обществе, отравленном наркотиками, ориентация на будущее утеряна. Допустим, становится известно, что кто-то умер от слишком большой дозы, это значит, что у торговца, который продал героин, очень крутой товар. И все бросаются его разыскивать, чтобы получить более сильный укол, более мощный эффект. Те, кто прошел через наркотический психоз, через ломку, все равно возвращаются к «ангельской пыльце», и опять психоз, и в третий раз психоз. Еще долго у них будет вырабатываться ориентация на будущее."